Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, в таком случае я хотел кое-что уточнить у вас. Разве это правильно, что вы влезаете в дела смертных, которые к вам никак не относятся? Точнее, для чего вы помогаете Афену? Ведь вы говорили, что всем руководит судьба. А ваши действия противоречат вашим словам и изменяют течение судьбы, — расставляя чайные приборы на столике.
— Нет, Пинквольт. Ты ошибаешься. Течение судьбы неизменяемо. Всем живым руководит — судьба, прописанная силой времени. Судьба руководит и мной, и даже тобой, ведь мы живые, но бессмертные. Моя судьба переплетена с Еста́ром. В моей судьбе упоминается и Афен. То, что я направляю его, не является моей прихотью, это прихоть самой судьбы. Он тот, кто поможет ставленнику смерти, это часть его судьбы. А моя часть помочь ему в этом пути. Ничего не делается без завета судьбы, помни это и береги. Это не моя воля, а ее, она командует всем. Даже мной, богом смерти, прислужником ее величества, и даже та которой я служу, повеливается ею, — поведал Белар, сидящий на золотом троне, от которого исходило бело-голубое сияние и ярко-серая дымка.
— Ладно… Тогда мне вот что интересно. Почему не Адайн? Почему не он выбран избранным? Он же куда сильнее Афена, — спросил Пинквольт посмотрев на Белара.
— Скорее всего дело во времени, а если быть точнее, то в возрасте. Адайн уже взрослый и находится на самом пике своей силы, развиваться дальше ему некуда, он достиг потолка, — начал делиться своими предположениями Белар, насчет такого странного выбора судьбы. — Афен молодой и пока что не обладает и частью того могущества, что помещено внутри него. В нем находится огромный потенциал, заложенный крупной частицей Энергии Мироздания.
— Все равно я не понимаю, как устроена судьба, — продолжая смотреть на своего создателя задался вопросом робот.
— В этом нет ничего зазорного. Тебе чуть меньше двух тысяч лет, ты еще совсем кроха. Мне повидавшему и узнавшему слишком многое, знакомо это чувство. Я прожил несколько десятков тысяч лет, так долго, что и не помню, когда вышел из тьмы и мрака, и появился на первом луче света. До сих пор остается множество того, что мне неподвластно, что скрывается от меня в занавесе тени. Много чего я не понимаю и не знаю. Я просуществовал много времени и видел смену множества эпох, но по сию пору у меня нет ответов на многие вопросы, — смотря за тем, как движутся армии Лострада к стенам для их защиты.
— Вам не кажется, что война на Еста́ре глупа? — спросил Пинквольт, поставив заваренный чайник на стол.
— Нет ничего однозначного. Нет начала и нет конца. Движение не однородно. Есть лишь первозданность и цикличность. Тебе станет легче, когда поймешь, что движения по прямой не существует, движение всегда циклично, — рассказал Белар. — Циклично оно лишь потому, что так захотела судьба.
— Хорошо, но разве события на Еста́ре не связаны с противостоянием зла и добра? Разве это не есть та самая однородность? Если движение неоднородно, то, как оно может быть цикличным? — взяв поднос в руки поинтересовался Пинквольт.
— Что есть зло, что есть добро? Нельзя ограничиваться лишь этими двумя вводными, — промолвил Белар.
— Что вы хотите этим сказать? — постигая таким образом правила мироздания.
— Изменение перспективы может повлиять на моральный итог действия, — промолвил Белар, переведя свои светящиеся голубым цветом глаза на Пинквольта. — Ты не рассматривал Еста́р как историю о выборе между большим и меньшим злом?
— Так вот что значит не однородность движения, — подумал про себя дворецкий. — Получается добра вовсе нет, есть лишь меньшее зло.
— Ты абсолютно прав, — ответил Белар прочитавший мысли Пинквольта. — Есть только выбор в количестве повторений совершаемых хороших поступков, которые и определяют твое место в этом цикле, — сказал Белар и замер. — Но, этот цикл прописан судьбой. Поэтому любой выбор предрешен заранее, задолго до того, как он предстанет перед выбором.
— Очень хорошо, а что вы думаете о войне, которую только три человека осуждают на всем Еста́ре? Два генерала, встретившись всего лишь раз, безуспешно попытались поделиться своими мыслями, не слыша друг друга, потому что их взгляды оказались практически идентичными. Когда один из них говорил, он цитировал мысли, которые текли в разуме второго, и наоборот. По сути, их мнение можно было бы объединить, считая их одним и тем же человеком, — произнес Пинкольт, раскладывая чайные принадлежности на столике. — А есть еще один немой молодой парнишка, который понимает истинную причину этой войны, корни конфликта, но не в состоянии поделиться этим знанием ни с кем.
— Самое страшное в войне это то, что она неукротимая. Сколько бы люди ни воевали им всегда будет мало. Как бы много душ не было бы погублено, война придет вновь, хочешь ли ты этого или нет. Война — это тот самый урок, из которого извлекают не то, как избежать следующие войны, а как вести войны более мудро. Война — урок, который невозможно прогулять. Но для нас война является основным источником баланса между Жизнью и Смертью. Не будет войны — не будет жертв, а значит Жизнь возьмет вверх. Но законы природы таковы, что Смерть не дремлет. И пусть люди не будут воевать хоть всю жизнь, то болезни или катаклизмы придут из неоткуда и станут катализатором, подтолкнув людей к кровопролитию, — произнес Белар проведя рукой перед собой, вернув магический поток душ обратно в Чашу. — Ущербность смертных заключается в их убежденности, что их огрызки древнее и важнее остальных, они очерняют периоды развития и созидания, воспевая оды временам деградации и упадка.
В зал через верхнее окно залетел большой голубоглазый ворон и сел на плечо к Белару, начав что-то нашептывать Божеству смерти в ухо. — Пинквольт, ты можешь ступать и выполнять свои обязанности. Но перед этим я хочу тебя попросить кое о чем. Я собираюсь возложить на тебя пересказ этой истории, пересказ великой эпохи войны.
— Внезапно мне пришла идея. А что, если я напишу книгу, основанную на этой эпохе? Нет, не просто основанную. Я перескажу всю эту историю в формате книги, — неуверенно проговорил Пинквольт. — Поймите меня правильно, я устал от бесконечной писанины однообразных архивов и скучных отчетов
