— Хей! Айм Виллем! — протянул он руку Жеке. — Хау дид ю жорней?[51]

— Хей! О’кей! Джаст э факинг рэйн, вэтли…[52]

Виллем улыбнулся.

— Ин ивнинг, ит шуд енд[53].

— О’кей! Сэнк ю!

Спустя десять минут как альпинист из фильма «Вертикаль» Жека вскарабкался двумя этажами выше, волоча чемодан. Просторный и прохладный светлый номер с кроватью на двоих и кофеваркой «Nespresso». Покрутив барашек регулятора, он пустил тепло в холодную плоскую батарею, разделся и завалился в постель.

* * *

Короткий сон почти не добавил бодрости. Проснулся Жека помятым и опустошенным, но все равно более живым, чем два месяца назад очнулся после «малиновки» вперемешку с «блюзом» в «Олдбое».

Тогда он очухался лежащим на голой кушетке. Высокий потолок. Неприятный, вызывающий тошноту больничный свет. Ободранные стены. Запах мочи. От всего остального мира его отделяла рваная, будто найденная на помойке ширма. Рядом, за ней, кто-то, выбешивающе шаркая ногами, ходил туда-сюда. Голова болела так, что ее хотелось отрезать. Из вены торчала игла, а возле изголовья находилась стойка с полупустой капельницей.

Он сразу понял, что произошло, но верить в это не хотелось. Сознание путалось, выдавая предательские воспоминания в произвольной последовательности. Вот они смотрят на остывшие креветки и решают заказать спагетти. Официант приносит им выпивку, которая как из бутиратного РПГ шарахнула по его мозгу. Настя улыбается, спрашивает про его планы. Почти ничего не соображая, думая, что умирает, он садится на ступеньки кафе, прислоняется спиной к стене. Настя подхватывает его. Ее голос: «Тише, пожалуйста. Все в порядке».

Жека помотал головой, попытался встать. Прикрыв глаза, смог только сесть.

— Эй! — негромко произнес он незнакомым голосом.

Шарканье прекратилось.

— Доктор, — услышал Жека женщину в летах, — там вас зовут.

— Зовут? Что, прямо меня? Так и говорят: «Позовите Виталия Семеновича»? — ответили жизнерадостным мужским баском.

— Эй! — с трудом исторг из себя Жека.

— Вот, опять!

— Да? Ну, тогда посмотрим.

Гусеницами танка проскрежетал по его отравленным мозгам отодвигаемый стул. Кто-то неспешно приблизился к ширме. Молодое лицо, широкое, пухлогубое и с веселыми глазами, выглянуло сбоку и уставилось на Жеку.

— Живой? — спросил врач.

— Вроде, — вяло кивнул Жека.

— Ну и хорошо, — врач зашел за ширму, глянул уровень лекарства в капельнице и присел рядом с Жекой. — Кайфанул?.. Теперь рассказывай, Буратино[54], что помнишь.

Жека нехотя пожал плечами.

— Да все помню, — и подумал, что, на самом деле, рад бы все забыть. Жаль, что он, вообще, не впал в кому. Валялся бы, покрывался пролежнями, но, по крайней мере, не чувствовал бы этого разочарования.

— Все? Ну? — удивился врач. — Давай тогда по порядку. Как зовут, помнишь?

— Кого?

— Тебя.

— Евгений.

— А фамилия?

Ну мать — перемать. Сейчас опять начнется.

— Онегин… Не, меня и вправду так зовут.

— Не путаешь ничего, а? Может, Дубровский? Или Белкин, а? Да шучу — шучу. Видели твои водительские права, уже поржали. Сидели, новую главу, считай, сочинили… «Онегин, опиваясь пляс — водой[55]…» А что было, помнишь? Сам перебрал дряни? Или тебя отравили? Просто тебя нашли на улице, валялся в отключке, сознательные граждане вызвали «скорую».

— Кафе какое-то было… — неохотно проговорил Жека, думая о висящих на стенах «Олдбоя» катанах.

— Ладно, вспомнишь, — сказал врач. — Особенно, когда поймешь, чего лишился. Телефона там или денег… «Безмолвно буду я зевать и о былом воспоминать». Прав был классик. Вот что. Опасности для твоей молодой жизни нет. Мы тебе сейчас капаем раствор, уменьшаем процент яда в крови. Как докапается банка, я на тебя еще гляну. Будешь огурцом — отпущу домой. Скоро утро, метро через час откроется, чего тебе тут с «синяками» торчать. Договорились?

— Договорились. А можно пройтись немного?

— Попробуй. По коридору. Только осторожней, капельницу не порви, я из нее чертика потом сплету.

Колесики стойки отчаянно скрипели, и от этого скрипа Жеку бросало в дрожь. Обливаясь потом, на ватных ногах, придерживая шаткую конструкцию, он выбрался из-за ширмы, протопал десять метров до коридора, где без сил упал на другую кушетку, опершись спиной о стену.

Рядом, в трех шагах от него, сидели двое мужиков. Трезвые, но внешность выдавала их как сильно пьющих людей. Один из мужиков был в расстегнутой рубашке, открывавшей свежий, зашитый крупными грубыми стежками алый шрам на бочине.

— Нет, не люблю я это дело. Не нравится — и все тут. Чуры же тоже свиней не едят, — говорил один.

— Ты сравнил! — ответил ему второй. — Чурам Аллах-акбар не велит свиней жрать, чтобы ему больше досталось. А этих просто надо уметь готовить. Моя их в салат крошит, так — вкуснее оливье… Хотя, — задумался он, — может, еще вкус и от породы зависит. Мы тут как-то чихуахуа подобрали и сварганили. И вроде, знаешь, под сметанкой, с лучком — все дела, в общем, а как будто…

Жеку замутило, и он перестал слушать соседей. Подумал, не попросить ли доктора, чтобы он взял скальпель и вырезал из него всю его боль или хотя бы сделал лоботомию и удалил память.

Позже, со смятой выпиской в кармане, он добрался до дома. Ключей в карманах он не нашел, но дядя Игорь, выгуливавший своего пса, впустил его в подъезд. Дверь в квартиру была приоткрыта. Ключи валялись в прихожей. Денег — полтора миллиона рублей — простыл и след. А чего он еще ждал? Что Настя выскочит из-за дивана и крикнет: «Сюрприз»?

— Сука, — прошептал про себя Жека и стал искать номер Насти в айфоне — странно, что на него никто не позарился, пока он лежал на улице, а потом — в больнице. Вот уж действительно, лажу ему Хариус втюхал.

Автомат сказал Жеке, что набранный им номер не обслуживается. Он набрал снова, снова, снова. Повторил:

— Сука! — и добавил пару выражений покрепче.

От дальнейших событий этого дня в голове остался один туман. Он хаотично метался по городу, пытаясь разыскать залегшую на дно Настю. Использовал улицу на полную катушку. Звонил Гарфилду и Марго. Был возле Настиной работы, хотя помнил, что девушка оттуда вроде как уволилась. Набирал номер квартиры в домофоне в ее доме на Крестовском до тех пор, пока не появился охранник с физиономией человека, которому на все плевать. Жека ему так и сказал в ответ на его просьбу покинуть охраняемую территорию и добавил: