– Так завтра, брате? Умри, Шукал, но пороху добудь.

– Умру, так кой с меня будет прок? – проворчал молодойнадсмотрщик.

И тут Лиза робко подала голос:

– Может, и я на что сгожусь?

Шукал только хохотнул:

– Предложила как-то кошка поискать у мышки вошки. С той порыгуляют вошки: эту мышку съела кошка!

– Я никому не скажу, клянусь! – горячо прошептала Лиза,напряженно глядя туда, где во тьме угадывались седые волосы и мрачные очиВолгаря. – Я вас не выдам! В чем заминка ваша?

– Завтра ночью мы хотим взорвать каюту с охранниками, –спокойно, словно о самом обыденном, ответил Волгарь. – Для сего надобенпорох: проделаем щели в палубе, порох туда просыплем, а сверху огня. Но бочонкис порохом под стражей в той же каюте. Миленко – он не Шукал никакой, а МиленкоШукало, серб, и магометанином только слывет – таскал оттуда потихоньку, сколькомог, да опасаемся, приметят. Гюрд, гадюка оттакелезная [140],с него глаз не сводит, а надобно, чтоб и в каюте бочонков вдосталь было, а товзрыва не будет.

Лиза встрепенулась. Ничего сложного, на ее взгляд, тут небыло.

– А если огонь не сверху, а в самой каюте запалить?

– Как так? – насторожился Миленко.

– Да вот так. Крик, шум поднять надобно среди ночи, чобарджиповыбегут, а тут кто-нибудь в каюту прошмыгнет и сунет факел в бочонки!

– И вместе с ними – в клочки, – проворчал Рудый.

– Да сие полбеды, – откликнулся Миленко, но Лизу это всамое сердце ударило, ибо она лишь сейчас поняла, что по ее плану именносвободному от цепей и пригляду Миленко выпало бы взрывать порох – и, значит,самому погибать прежде других. – Беда в том, что солдат в каюте в этовремя не будет, а взрыв нам как раз для того нужен, чтоб их положить разом.

Лиза досадливо прикусила губу. Вот уж, право, не след бабелезть не в бабье дело. Но их план тоже неладен. Взрыв – это ведь стихия, словнокак пожар. Разве можно предвидеть силу и повадку вышедшего из повиновения огня?

– А ну как после взрыва галера ко дну канет? –осторожно предположила она.

– Байдуже [141], – ответствовал Рудый.

Лиза только фыркнула:

– Этак проще сразу всем вместе в море кинуться.

– Не можем, – усмехнулся Волгарь. – Прикованы мы.Только вместе с галерою… Но ты не бойся, не потонет она, ежели точно порохсочтем, какой останется в каюте и какой у нас будет. Соразмерить все надобно, апока не можем.

– А чем цепи расклепывать? – озабоченно спросила Лиза.

И Миленко отвечал ей, уже не артачась, как своему, каксотоварищу:

– Я припас камни да молотки. Сегодня же еще до свету принесуи раздам, под скамьями припрячете.

– С цепями мы укупци [142] справимся, а вотс чобарджи делать что? – спросил Рудый.

– Ничего не попишешь, – помолчав, ответилВолгарь. – Будем судьбу пытать!

Так ни на чем они и расстались. Когда Лиза воротилась ксебе, Гюрда еще не было на месте; и она мысленно возблагодарила бога. Теперь-тоона понимала, что гребцы так оживленно болтали ночами, лишь желая сбить с толкуохрану и заглушить переговоры о будущем бунте; и сердце ее сжималось от тревогиза этих смельчаков. Волгарь был прав: свободу лучше всего добывать в море;однако все остальное в его плане казалось Лизе, даже на ее неопытный взгляд,слишком дерзким. Нет, казаки не смирились с неволею, как ей подумалосьвначале, – они предпочитали гибель бездействию, но их отвага, граничившаяс безрассудством, терзала ее сердце.

* * *

Лиза глаз не сомкнула до утра, перебирая самые невероятныеспособы помочь заговорщикам. Перерезать солдат ночью? Но кто это сделает, кроменее и Миленко? А хватит ли у нее сил поднять руку на человека?.. Подмешать впищу чобарджи сонный порошок? Но они ели лепешки и сушеную баранину, а водупили из общих бурдюков. Самой ночью поджечь бочонки с порохом? Но как пройти вкаюту с горящим факелом незаметно?

Она забылась, когда за крохотным зарешеченным окошком ужебрезжил рассвет, и неожиданно провалилась в такой глубокий и крепкий сон, чтопробудилась лишь за полдень. Из глубин памяти выплыла, казалось бы, надежнопохороненная картина: они с Алексеем в полутемной церквушке; батюшка бормочет:«Венчается раба божия Елизавета рабу божию Алексею…»; жених стискивает еехолодные пальцы, а у нее в смятенных мыслях одно: что станется, когда ониостанутся одни? Простит ли Алексей обман? Возможно ли ей нынче ночьюнасладиться его поцелуями и объятиями?.. Бог весть, была ли она тогда, привенчании, в самом деле обуреваема греховными желаниями, или же последующиесобытия вмешались в ее воспоминания и так изменили их?..

Лиза встала измученная. Ничего не видя вокруг, с гудящейголовою, с распухшими веками, пробралась в свой шатер на носу, где уже былаприготовлена вода, и очнулась не прежде, чем опрокинула на себя нескольковедер. Долго расчесывала мокрые волосы. От соленой морской воды они слипались,да Лиза уж притерпелась. Туго заплела косы, оделась, занавесила лицо покрываломи пошла на кормовой помост. Там ждал Сеид-Гирей, а Лизе хотелось при свете дняувидеть заговорщиков, убедиться, что ночная встреча не приснилась ей. Но пущевсего терзало любопытство как следует рассмотреть Волгаря.

Лиза уже ступила на мостик, ведущий меж скамеек гребцов, каквдруг увидела, что навстречу ей бредет согнувшийся в три погибели Миленко,несущий на плечах… бочонок с порохом! Покряхтывая, он обогнул Лизу и двинулся кприкрытой парусиною горке бурдюков с водой и мешков с сухарями и кокачем.Охранники сонно глазели, как Миленко подсунул под парусину бочонок и повернулназад, к кормовой каюте. Да и Сеид-Гирей со своего помоста наблюдал за нимбезучастно, словно похищение пороха средь бела дня было самым обычным делом.

На мгновение Лизе показалось, что она ума лишилась, что всеэто мерещится ей. Но тут же наткнулась на смятенный взгляд Рудого и поняла:здесь что-то не так, произошло нечто непредвиденное, и смелый план заговорщиковгрозит полететь ко всем чертям. Волгарь сидел сгорбившись, опустив голову, лицаего не было видно, и отчаяние, владевшее им сейчас, угадывалось лишь вожесточенности, с которой он налегал на весло.

Миленко тем временем отнес один бочонок, другой… Гюрдпоторапливал его; и тут Лиза, не выдержав, обратилась к нему дрогнувшимголосом:

– Во имя аллаха, скажи, что делаешь ты, господин?