Голова у Лизы закружилась. Страшно человеку в ночномбезмолвии… Она оперлась оземь и схватилась за мокрые холодные камни. Серен-суструился у самых ног; она долго, блаженствуя, пила, смачивая лоб и грудь.

Напившись студеной воды, даже лоб заломило, Лиза утерласьподолом и насторожилась. Что-то произошло вокруг; она ощутила это всемсуществом своим. Что-то происходило…

Она медленно отняла от лица подол, распрямилась.

Да вроде все по-прежнему. Тихо. Поет меж камней Серен-су, издолины чуть слышен плач филина. Дышит лес. Пошумливает ветер сухой травою. Ашум-то какой, словно множество легчайших шагов раздается…

Лиза обернулась так резко, что не удержалась и упаланавзничь, и тут увидела, как из щели меж каменных глыб, через которую онанедавно выбралась из подземного хода, медленно истекает клубящийся туман.

Так, значит, еще не все? Это еще не кончилось?!

Удивительная беспомощность завладела ею. Она только и могла,что лежать, запрокинув голову, и смотреть, как седые струи заволакиваютокрестность; и если это впрямь явились души усопших в зиндане, то им уже былотесно на вершине Агармыша, как тесно было в подземельях.

Раздавленная ужасом, Лиза ждала, что мертвенные глаза сейчасобратятся на нее, как вдруг всплыло воспоминание:

«…и тот, кто отыщет его, высвободит из вечной тьмы этисмятенные души и унесет с собою их вечное благословение… или проклятие, богвесть!»

Тот, кто отыщет потайной ход… Она вышла на вершину Агармышапотайным ходом, о котором рассказывал Баграм, – и все они потянулисьследом!

Но что же дальше? Может быть, если лежать очень тихо, они еене заметят? Пройдут мимо искать свой путь на небеса? Ну не оставаться же имтеперь на земле до тех пор, пока труба Азраила возвестит начало Страшного суда?О боже, неужто и здесь они обречены скитаться и искать, опять искать чего-то иждать милости от случайности?!

Непрошеная жалость коснулась души, на глаза навернулисьслезы. Но Лиза даже рукой не могла шевельнуть, чтобы их смахнуть, и толькосмотрела, смотрела, всем сердцем, всем существом своим содрогаясь отбезнадежной, пронизывающей жалости, едва ли не впервые в жизни позабыв о себе имоля Всевышнего научить, дать силы… Она не знала, для чего, но молилась иплакала так, что все тело билось от этих беззвучных рыданий.

И опять настало вдруг, когда она ощутила: рядом что-топроизошло. Мерцающий огонек зародился над землей и вытянулся ввысь, подобныйтончайшему лучу, тоньше волоса и острее сабли, подобный мосту Аль-Серат,перекинутому через адскую пропасть, по которому пройдут души праведных игрешных в день Страшного суда… Подобный мосту, ведущему к вечному спасению!

Лиза вскочила и замерла, прижав руки к сердцу. Высоко надлесом по серебристому следу тянулся седой туман.

Они нашли дорогу, которую Лиза проложила им своей жалостью!Они уходят! Они свободны!

Ночь, казалось, сделалась еще темнее; блеклые тени меркли,таяли в этой вечной, всепоглощающей тьме. Несчетные голоса отдавались в ушахЛизы, но бешеный ток крови не давал расслышать их. Какие-то слова…Благословение или проклятие? Бог весть!

Рассвет застиг Лизу уже в долине. Она шла и шла, пока былисилы, но наконец жара и камень вконец измучили ее. Громче всех желаний говорилидва: напиться и укрыться в тени. Лиза свернула в лесок, забилась под куст,свернулась клубочком, и тут же забрезжил сон, тут же поплыла перед взоромзвездная мгла… «А если переменится ветер?» – успела еще подумать она сбеспокойством, но тут же заснула как убитая.

Начался дождь, мелкий, теплый, душный. Он немного смягчилжажду, смочил листья, и теперь с них можно было слизывать влагу. Силприбавилось. И ветер, по счастью, не переменился; он, как и прежде, веял с морясоленой прохладою, бил в лицо и звал в путь.

Скоро лес кончился. Агармыш, на который Лиза не моглаоглядываться без содрогания, темнел далеко позади. Теперь она шла увалами иоврагами, с тревогою поглядывая на стремительно меркнущее небо. Похоже было,что теплый сеянец только начало; за ним, того и гляди, нагрянет гроза…

И не успела Лиза об этом подумать, как вокруг внезапно,будто по чьему-то сигналу, сгустилась тьма – ни зги не видать! Откуда-топринеслась страшная, сырая мгла, закрыла небо и землю черными крылами. Всевокруг задрожало, зашелестело, застонало под взмахами тех крыл, и такжезадрожала и застонала в испуге душа Лизы.

Она бежала, в промежутках между молниями ничего не видяперед собой, слепо вытянув вперед руки. Теперь можно было не сомневаться, чтовсякая погоня потеряет ее след: она ведь и сама себя потеряла. Под ногамираскисшая глина сменялась мокрою травою, потом нагромождениями камней, черезкоторые приходилось перебираться на четвереньках, чтобы не поскользнуться и непереломать кости.

Внезапно Лиза наткнулась на каменную стену. Двинулась спервавправо, ощупывая ее рукой, но стена казалась нескончаемой. Это напоминаловчерашние блуждания по подземным ходам. Пошла влево – стена, мягкозакруглившись, оборвалась; Лиза в темноте преодолела что-то вроде невысокойпроломанной изгороди, и вдруг ей навстречу грянул лай множества собак!

Хриплые, завывающие, ревущие голоса приближались из тьмы, изгрозы… неизвестно откуда! Казалось, разъяренные звери несутся прямо на Лизу. Ивот во вспышках молний, безжалостно, будто огненные бичи, полосующих небо, Лизаувидела свору, которая катилась к ней по склону. Остро запахло мокрой шерстью.Косматые белые псы, худые, высокие, длинноногие, из тех, что в одиночку рвутволка, заливались неистовым лаем, чуя добычу. И этой добычею была сейчасЛиза!..

Какое-то мгновение она стояла, беспомощно прижав руки кгруди, сердце ее готово было разорваться от ужаса. И все же что-то знакомое былов этом зрелище своры диких чабанских собак…

Чабанские псы! Ну конечно! Псы табунщиков в калмыцкой степи!Это воспоминание освободило душу из последних оков страха, словно бы растворилоее в окружающем мире; и, вся подавшись вперед, Лиза закричала крикомпронзительным и диким, какому может научить только жизнь среди полудикихзверей, только ночь и пустота, – криком табунщика, созывающего на помощьсвоих свирепых собак. В ее крике звенела древняя тоска, древний страх и тадревняя воля, та колдовская сила духа, которая когда-то научила человекавпервые кликнуть себе на помощь мохнатое четвероногое остроухое существо иподчинить его, сделать своим слугой и другом. В бушующую ночь, среди воя ветра,раскатов грома и бреха собак, только такой крик и мог быть услышан, толькотакой язык и мог быть понят. Надобно сравняться со стихиями, чтобы они неподавили тебя!