– Почему в Юрьев? – поинтересовался Терентий. – А не в Сергиев Посад, поближе к святой земле?

– Потому что только в Юрьеве находится скрытая зона выхода Сил, так называемый «геокумулятивный узел» или «нерв Бога». При определенном негативном воздействии он возбудится и… да воздастся каждому по делам его!

Волхвы переглянулись. Потом Терентий шумно вздохнул, ударил себя широченными ладонями по коленям и встал, вспугнув филина, который захлопал крыльями и вылетел в саму собой открывшуюся форточку.

– Я против этого Замысла! Прошу меня простить. – И он исчез.

За целителем по одному ушли легкоступом остальные волхвы. Савватий задержался.

– Этого следовало ожидать, иерофант. Пустяковые вопросы решаются быстро, важные почти никогда. Ты был неубедителен.

Сергий усмехнулся.

– Наверное, не зря Русь называют многострадальной. Мы слишком добры и терпеливы. Должна произойти катастрофа, прежде чем мы начнем что-то делать, искать выход из положения и создавать армию.

– Гром не грянет – мужик не перекрестится. Однако и я не считаю, что наше положение гиблое. Делай свое дело, просветленный, тебя услышат. Почему на Сход не явился сам владыко? Он мог бы поддержать Замысел.

– Того не ведаю, – ответил Сергий.

– Тогда прощай, идущий. Надеюсь, мы доживем до того времени, когда новое поколение будет выбирать не пепси, а живую родниковую воду.

Савватий прочертил в воздухе пальцем две светящиеся линии, соединившиеся углом в форме силуэта сокола, и стал невидим. Сергий задумчиво понаблюдал за символом Вышеня, подставил ладонь, и светящийся «сокол» втянулся в нее, превратился в ярко просиявшую звезду.

Под утро ему снова приснилась пещера, где Лиза сидела в железной клетке, под которой кошмарные твари разводили огонь, а он ничего не мог сделать, прикованный цепями к стене, и, проснувшись, Крутов понял, что сил ждать освобождения жены службами Катарсиса у него больше нет. Он слышал ее зов, Лиза умоляла спасти ее, и сердце Крутова подсказывало ему, что обходятся с ней жестоко. Он должен был освободить свою берегиню как можно быстрее, не опираясь на помощь чужих людей, а тем более друзей, чья жизнь и так находилась в опасности.

Остаток ночи после освобождения Панкрата они провели в его квартире: Ираклий, Мария и Крутов, – отдыхая и приводя свои чувства в порядок. Корнеев остался в Сретенской церкви, куда он отвез своих погибших помощников-монахов, пообещав присоединиться к команде позже. По-видимому, он знал какой-то пароль, используемый церковной службой безопасности, потому что его пропустили на территорию церкви лишь после того, как он что-то шепнул на ухо монаху-привратнику. В квартире Панкрата он появился после обеда, хмурый и неразговорчивый. Узнав, что они остаются в Переславле еще на сутки, Сергей снова уехал, дав номер телефона, по которому его можно было найти.

А Крутов этот день провел в одиночестве на берегу Плещеева озера, изнывая от ничегонеделания и желания все бросить и умчаться на поиски Лизы в Москву. Тихая радость сестры, не отходившей от спасенного мужа, только подстегивала нетерпение Егора, и сдерживало его лишь молчаливое осуждение в глазах Ираклия да слова Марии, прочитавшей четверостишие Киплинга:

Умей принудить сердце, нервы, тело

Тебе служить, когда в твоей груди

Уже давно все пусто, все сгорело,

И только Воля говорит: «Иди!»

Но утром он не выдержал, после очередного ответа начальника «семерки»: ждите, Кречет, вам сообщат, что делать, – тихонько собрался, спустился во двор и сел в джип Ираклия. Однако выехать смог лишь спустя несколько минут: накатила волна такого острого недовольства собой, что захотелось вернуться, чтобы не стыдно было смотреть в глаза друзьям, – но все же он вынырнул из нее и вывел машину со двора.

Рассвело.

Автомобилей на улицах города было совсем мало, и за пределы Переславля Егор выбрался за четверть часа, а когда остановился у обочины шоссе, чтобы сходить по надобности в кустики, – в доме Панкрата он этого делать не стал, боясь разбудить кого-нибудь, – вдруг показалось, что его окликнул далекий тихий голос Марии. Крутов вздрогнул, оглянулся, прислушался к утренней беззаботной тишине леса, бегом вернулся к машине и погнал ее на юго-запад, к Москве. Он понял, что Мария обнаружила его отсутствие и пытается определить, где он находится. Телефон зазвонил, как только он сел за руль, но Егор так ни разу и не отозвался.

До столицы он доехал без приключений за три часа.

Несколько часов потратил на поиски подходов к Центру физических исследований, расположенному на окраине Щелкова, где Авогеин имел свою лабораторию и держал в заточении Лизу, и до обеда разрабатывал план действий по проникновению в здание Центра. А пока ему был нужен «язык», хорошо знающий расположение лабораторий и ориентирующийся в коридорах Центра. Понаблюдав в бинокль за центральными воротами на территорию ЦФИ из окон джипа, он выбрал «жертву» – пожилого мужчину в светлом плаще, с портфелем в руке, неторопливо направившегося к автобусной остановке в сотне метров от ворот, и двинулся за ним, прикидывая, что лучше: вежливо предложить подвезти работника Центра до Москвы или сделать это насильственным путем.

Победил первый вариант.

Егор дождался отправления автобуса и направился за ним, не выпуская из виду будущего «языка». Мужчина сошел через пять остановок, вблизи МКАД, свернул направо, к мосту через речушку, и Егор, догнав его, приоткрыл дверцу:

– Садитесь, пожалуйста, я вас подвезу.

При этом он надавил на сознание «жертвы» потоком воли, и пожилой сотрудник ЦФИ безропотно сел в джип. Егор завел машину поглубже в лес, с минуту прислушивался к полуденной тишине и приступил к «беседе», не желая прибегать к сильнодействующим методам развязывания языков. Находясь в состоянии веры, он легко заставил пленника рассказать все, что тот знал о бывшем объекте Министерства обороны.

Звали мужчину Валерием Теофиловичем Рейнольдсом, был он кандидатом физико-математических наук и работал в лаборатории по исследованию свойств вакуума, которая располагалась рядом с лабораторией Авогеина. Естественно, он хорошо знал и самого Ивана Елисеевича, и компоновку помещений Центра, так что Егор порадовался своему удачному выбору «языка». Лучшего информатора найти было трудно.

По рассказу Валерия Теофиловича, территория ЦФИ занимала двадцать пять гектаров леса на окраине Щелкова, на которой располагалось шесть исследовательских корпусов и около десятка подсобно-производственных и хозяйственно-бытовых строений. Главное здание Центра стояло на берегу пруда и представляло собой двухэтажное бетонное сооружение полувековой постройки. Лишь в конце девяностых годов прошлого века оно получило еще два этажа – подземных, где расположились особо секретные лаборатории Легиона – психотроники и торсионных исследований.