Ведомство учреждений императрицы Марии, упорно хранившее традиции времен основательницы, не могло игнорировать общественные настроения, но и не желало быть оттесненным на задний план, как образовательная структура. Во второй половине XIX столетия были созданы, вошедшие в его состав, открытые всесословные женские гимназии. Они, по существу, не являлись учреждениями призрения. Принадлежность их к ведомству императрицы Марии было данью традиции. Наиболее консервативными к концу века оставались женские институты. Их деятельность по-прежнему определялась Уставом 1884 г. и наставление 1852 г. главной задачей институтов было по-прежнему не образование, а воспитание.

Повышение общественного интереса к женскому образованию и финансовые обстоятельства привели к тому, что ведомство императрицы Марии допустило во все институты своекоштных воспитанниц, а в некоторые заведения – приходящих. Это стало важным шагом на пути превращения институтов в образовательные учреждения. Потенциал женских институтов позволял им участвовать в решении важнейшей для России задачи – подготовке педагогических кадров. Кроме того, в новых социально-экономических условиях перед многими представительницами дворянского сословия встал вопрос о приобретении профессии, позволявшей им зарабатывать. Педагогическая деятельность была наиболее приемлемой для них. Соответственно изменилось и отношение к образованию. Во второй половине XIX в. получение женщиной из привилегированных сословий образования и их самостоятельная трудовая деятельность в реакционных кругах рассматривались как блажь, увлечение «нигилизмом», а в передовых кругах – как служение обществу и освобождение от традиционных предрассудков.

К концу столетия ситуация изменилась. Многие представительницы дворянства и чиновничества стремились получить образование, чтобы, как выразилась одна просительница, ходатайствовавшая о принятии дочери на курсы французского языка при николаевском сиротском институте, «…иметь возможность самостоятельно зарабатывать кусок хлеба»[747]. Однако власть не желала превращения женских институтов в учреждения, главной задачей которых стало бы образование, в том числе – профессиональное. Самодержавие не собиралось отказываться от роли покровителя и защитника самого ценного для него сословия – дворянства, для дочерей которого предназначались институты. Да и сам дух царствования вступившего на престол в 1881 г. Александра III не способствовал каким-либо преобразованиям. Немного надежд на перемены дало и начало царствования Николая II. Ознакомившись с отчетом по ведомству императрицы Марии за 1890–1900 гг., государь заметил, что из институтов «не надобно» выпускать «Ковалевских». Главную задачу этих заведений он видел в том, чтобы они возвращали дочерей родителям здоровыми и подготовленными к обязанностям супруги и матери семейства. Не более того.

Тем не менее, необходимость в преобразованиях была очевидной и в начале XX столетия ведомство императрицы Марии, не меняя базовых принципов женского воспитания и образования, приступило к реформированию учебно-воспитательной части институтов. В первую очередь следовало отразить в законодательстве изменения, происшедшие с конца XIX в. Преимущество в призрении по-прежнему отдавалось представительницам дворянства и чиновничества. «в институты принимаются на бесплатные вакансии дочери лиц недостаточного состояния, преимущественно имеющих военные или гражданские чины, и потомственных дворян», – говорится в принятых в 1902 г. „Правилах приема воспитанниц в институты Ведомства императрицы Марии, управляемые на основании общего устава“ на своекоштные же вакансии допускаются, кроме указанных лиц, также дочери личных дворян, духовенства, потомственных и личных почетных граждан и купцов как русских, так и иностранцев, если последние занимаются торговлей в России»[748]. Эти правила касались не всех заведений. Смольный, Патриотический и ряд других институтов допускали в свои стены только дочерей офицеров и чиновников, в крайнем случае, не служивших потомственных дворян. Единственным заведением, принимавшим на бесплатное призрение дочерей не дворян, был институт императрицы Марии.

В Мариинский Донской, Керченский Куликовский, Нижегородский Мариинский, Оренбургский императора Николая I, Тамбовский Александринский и некоторые другие губернские институты с разрешения опекунских советов принимались приходящие воспитанницы, то есть те, которые только учились, а также полупансионерки, находившиеся в институте в дневное время. Такие институты назывались полуоткрытыми. В принципе допускался прием приходящих воспитанниц в закрытые институты, но для этого требовалось разрешение императрицы. Правилами оговаривалось, что количество «…приходящих учениц в закрытых губернских институтах должно быть соображено с удобством помещения воспитанниц в классах и ни в каком случае не может быть более 5 % от общего числа комплектных воспитанниц в институте. Число бесплатных приходящих в каждом институте не должно превышать 3 % от общего числа воспитывающихся в заведении…»[749]. Как видим, руководство Ведомства императрицы Марии стремилось к тому, чтобы закрытое воспитание и обучение оставались преобладающими.

В начале XX столетия речь, разумеется, уже не шла о том, чтобы оградить девиц от пороков внешнего мира. В это время власть была озабочена тем, чтобы в головах представительниц привилегированных сословий не укоренялись политически нежелательные мысли. Поэтому их общение с представительницами других сословий, по мере возможного, ограничивалось. К этому стремилось и руководство институтов. Вопрос о настроении умов институток приобрел особую важность в годы Первой русской революции. В наибольшей степени он беспокоил, судя по архивным материалам, руководство Полтавского института. В 1905 г. оно обнаружило, что среди воспитанниц существует «революционный» кружок, о чем и сообщило ведомству императрицы. Начальница института сокрушалась, что в заведении, где воспитывались «…преимущественно дети помещиков и военных, в среде которых преобладает консервативный элемент, тем не менее, нашлись некоторые поклонники Короленки (М. Г. Короленко. – Прим. авт.) и его воззрений…»[750]. У одной из воспитанниц нашлось издание этого автора, дозволенное цензурой. Ее с подружками и объявили политически неблагонадежными. Начальница института признавала, что разговоры воспитанниц на общественно-политические темы – не более чем «… громкие слова, на довольно наивной детской подкладке»[751]. Но, как сообщает она далее, неблагонамеренные настроения отдельных воспитанниц стали известны за стенами института и «…об этом заговорили некоторые родители…»[752].

Логика понятна – надо было спасать репутацию заведения и искоренять «крамолу». Не придумали ничего лучше, как обыскать в присутствии воспитанниц тумбочки и пюпитры, то есть парты. Следствием был скандал. Однако, начальница нашла книги «…весьма нежелательные по своему содержанию для учащихся девиц, несколько брошюр того же Короленко из дозволенных цензурой, но ни в коем случае не соответствующих взглядам о цензуре институтских начальств»[753]. Руководство ведомства императрицы, в принципе, разделяло эту точку зрения, но энтузиазм руководства Полтавского института выходил за рамки разумного, и историю с «революционным кружком» тихо замяли. Петербургские женские институты пережили бурные революционные события без эксцессов. Скорее всего, их руководству удалось удержать под контролем настроение умов воспитанниц.