— Я виновата в том, что ты меня едва не изнасиловал? Только моя вина в том, что ты обращаешься со мной, как… как с грязью?! Я не знаю, что ты там узнал, но ты никогда не верил ничему из того, что я говорила. Если ты даже собственному нюху не доверяешь… А может ты ничего и не можешь… «унюхать»?

Он схватил ее за плечи и потащил в закуток между стеллажами. В полосе света из окна кружились серебристые пылинки.

Он толкнул ее к стене и навис сверху:

— Чего ты хочешь от меня? Признания, что я был не прав? Мне упасть перед тобой на колени и вымаливать прощения? Я должен ползать за тобой?

— О-о-о, так тебе не нравится? Почему же ты тогда хотел этого от меня?!

Дамазы с такой силой всадил кулак в стену рядом с ее лицом, что каменная кладка посыпалась, и осталась вмятина. Боже, какая же сила скрыта в нем?

— Потому что я твой мужчина. А ты — моя женщина. Ты должна подчиняться мне!

— Я же ведьма! Я должна пакостить людям и пытаться убить оборотней. Разве не так?

— Нет!

— Но ведь этого ты от меня ждешь!

— Я хотел тебя, даже зная, что ты ведьма. — Его голос неожиданно охрип, понизился до интимного шепота. — Собирался привести в клан и сделать своей женой. Поставить королевой над теми, кто кровью поклялся убивать таких, как ты.

Аглая устала испытывать боль. Глупое выражение «умереть от тоски» обретало смысл. Ее душа уже была разорвана на миллионы кусочков, и только что Дамазы оторвал еще один. От его признания сердце сжалось, как умирающая звезда. Еще немного, и произойдет взрыв, который уничтожит ее. Сотрет с лица земли окончательно. И ничто не будет больше напоминать о ее существовании. Потому что… от нее ничего не останется. Лишь горем убитая мать, которая не знает, где ее дочь, да несколько десятков статей.

Она покачала головой и ударила Дамазы кулаком в твердую грудь:

— Из всех слов на свете ты выбрал именно те, которые причинят мне самую большую боль.

Он накрыл ладонью ее кулачок и ласково сжал.

— Тысячи лет оборотни охотились на ведьм. Тысячи… Я не думал, что стану первым, кто полюбит ведьму.

Сжатая до размера ореха звезда все-таки взорвалась. Уши заложило от шума крови. А перед глазами сияли искры. То ли крошечные пылинки, то ли новые звезды. А может песчинки — осколки ее самой. Он… он ее любит?

Каждая женщина желает услышать эти слова. Мечтает. Представляет мужчину, который их скажет. И волшебный момент, когда их услышит. Что может быть романтичнее? Старинная крепость. Сверкающие пылинки в воздухе, закручивающиеся вихрями вокруг Дамазы. Золотистый свет солнца, заглядывающий в окно. Старинные фолианты. Сказка… Ее личная сказка становилась реальностью прямо сейчас.

Но вот только все было неправильно. И как бы душа-предательница не радовалась этим словам и не толкала ее в объятия Дамазы, разум понимал: все неправда.

Кто бы знал, каких усилий требовалось, чтобы тихо прохрипеть:

— Ты ошибся. Ты любишь княжну. Но я — не она. Я всего лишь самозванка, примеряющая ее платья.

Дамазы угрожающе навис над ней. Изуродованное лицо исказилось в угрожающей гримасе.

— Неужели ты думаешь, что мне важен титул?!

— Тебе важно убивать и мучить.

— Ты даже понятия не имеешь, что творили ведьмы, пока мы их не остановили.

— И не желаю знать. С этой гадостью на лице или без нее, я ухожу. Пусти меня.

Аглае удалось вырваться из плена, но лишь на пару секунд. Дамазы схватил ее за руку и толкнул к двери, прижимая весом своего тела.

— Никуда ты отсюда не уйдешь, пока я не позволю!

— А тебе понравилось, как я посмотрю. — Аглая кивнула на его обезображенное лицо.

Дамазы пожал плечами:

— Тебе со мной жить всю оставшуюся жизнь и смотреть на это лицо. Если тебе нравятся мужчины со шрамами, — он улыбнулся печальной улыбкой, — то вот он я. Можешь делать все, что угодно.

— О-о-о, как щедро. А потом ты всем покажешь, что с тобой сотворила нехорошая ведьма. И, конечно, все будут рады и счастливы, что ты избавил Фьорир от такой жестокой твари.

— Нет, я просто буду говорить, что моя жена неудержима в постели и слишком ревнива. За один неосторожный взгляд я поплатился своим лицом. Так подходит?

Аглая уже не знала, что думать. Дамазы снова изменился. И говорил, что… она его любимая женщина. Жена. А еще жар и твердость его тела путали ее мысли. Она так и не научилась его ненавидеть. Хотелось довериться ему. Поверить. Расслабиться в крепких объятиях и прижаться в горячей груди. Слушать стук его сердца, дышать в одном ритме.

Аглая едва не застонала. Ей бы хоть сотую долю того характера, которым обладала Аглаида. Ненавидеть бы этого оборотня так же сильно. Он ведь и повод ей дал! Как можно испытывать к нему что-то помимо отвращения?! Как можно желать его объятий, прикосновений и горячего влажного дыхания на коже. Еще поцелуев. Как были в шатре. До того, что он натворил. Слушать бы его слова, тот тихий шепот, которым он шептал ей…

— Что ты мне тогда сказал?

— Когда?

— Перед тем, как к шатру кто-то подошел. Ты…

Голос внезапно охрип, и Аглая больше не чувствовала себя жертвой. Она ощущала себя сильной. Красивой, соблазнительной, сексуальной. Способной подчинить и покорить этого мужчину. Показать ему, что женщина тоже может быть сильной. Ему придется глубоко раскаяться в том, что сделал с ней.

— …Ты лизнул укус. Вот этот… — Она коснулась пальцем следов на шее. — Прижался ко мне. Вот так. — Аглая повернулась к Дамазы спиной и сама прижалась к его груди, потерлась попкой о жесткие бедра. — И потом что-то прошептал. Я хочу знать, что это были за слова.

Он ответил почти сразу. Уверенно. Но Аглая слышала, как участилось его дыхание. И в голосе появилось едва сдерживаемое звериное рычание. Теперь она могла его распознать.

— Я не помню.

Аглая снова повернулась к нему лицом. Бирюзовые глаза горели уже знакомым огнем.

— Мне не нужно обладать твоим хваленым волчьим нюхом, чтобы знать, что ты врешь.

Он сжал губы. Лицо покрылось розоватой коркой. Жуткие ожоги заживали прямо на глазах. Но кое-где проступали черные следы — остатки той странной краски, которой он был вымазан. И даже сейчас Дамазы выглядел невероятно. Хищник, вырвавшийся из капкана и продолжающий сопротивляться.

Аглая не удержалась: запустила пальцы в его распущенные волосы. Густые, прохладные, гладкие. Слегка завивающиеся на самых кончиках. Прикасаться к ним было одним удовольствием.

— Признайся, что говорил и, возможно, я… прощу тебя…

Аглая не знала, почувствовал ли он ее ложь, понял ли, что она обманывает его, желая отомстить?

Его взгляд, словно волчьи когти, вспарывал ее тело и душу. Что он пытался найти в ней? До сих пор сомневается в том, что она не желала никому зла? Но откуда он узнал?..