Но, думаю, стоит рассказывать и об этом. Потому что это реальная, непридуманная, без прикрас и розовых финтифлюшек жизнь – во всех её проявлениях, пусть порой и горьких.

* * *

Она казалась печальной и подавленной, что для беременных совсем нехарактерно: ко мне по большей части приходят с горящими глазами, воодушевлённые и ожидающие. А эта женщина выглядела очень грустной.

Беременность вторая. Беседуем о предыдущей. Сначала выясняется, что у неё рубец на матке. Потом – что кесарево сечение сделали на сроке всего тридцать недель по причине диагностированных страданий плода: внутриутробные пороки развития, прогрессирующая водянка мозга. После чего ещё незрелого, неготового к самостоятельной жизни ребёнка сразу прооперировали, пытаясь как-то помочь в ситуации с отёком. Но ничего не получилось.

И сейчас, в его два года, мальчик-гидроцефал с огромной головой оставался на уровне развития шести-семимесячного младенца: его требовалось переворачивать и кормить, интеллектуально он почти не развивался. На руках у замотанной, смертельно уставшей и несчастной Софьи находился тяжёлый ребёнок-инвалид.

Для классической медицины такая беременная – не просто со сложным анамнезом, а сложным вдвойне. Кесарево сечение, рубец на матке, рождённый в результате инвалид. Любой государственный роддом в системе ОМС предложил бы ей повторное кесарево, чтобы гарантированно сберечь следующего ребёнка.

Но женщина думала по-другому – состояние здоровья сына связалось в её понимании с кесаревым сечением. Она рассуждала так: а вдруг, если бы не кесарево на столь раннем сроке, он развивался бы лучше? Всё переплелось и спуталось, превратившись в одну большую травму, в огромный ком несчастья и боли. Поэтому второго ребёнка Софья очень хотела родить естественно, даже с рубцом на матке.

Такие роды нужно вести крайне бережно и внимательно, находиться всё время начеку и постоянно следить за происходящим. Главное – ничего не упустить! Роды с рубцом подобного не прощают.

Конечно, мне было очень жаль Софью. Очень хотелось, чтобы у неё родился нормальный здоровый ребёнок, чтобы её лицо стало чуть счастливее. Договорились, что для пущей безопасности будем рожать с главврачом.

И вот собираюсь как-то отчаливать из роддома. Пять утра, роды закончены, перевела женщину с ребёнком в послеродовое отделение, направляюсь к выходу – домой, спать. Вдруг понимаю, что навстречу по коридору идёт не кто-нибудь, а Софья, причём периодически сгибаясь чуть ли не пополам, явно в сильных схватках.

Сказать, что поразилась, – значит ничего не сказать. Встречаю свою беременную в роддоме однозначно рожающей. Но её акушерка – я! Как ни крути, а роженица должна сообщить, что начались схватки и она едет в роддом. И это единственный способ взаимодействия: ни как-то телепатически догадаться о начале родов, ни круглосуточно караулить каждого клиента у подъезда ни одна акушерка не в состоянии…

А уж тем более рубец на матке – ситуация, требующая особого, пристального внимания! Мы же, получается, случайно сталкиваемся в коридоре роддома. С изумлением спрашиваю:

– Что происходит? Ты же рожаешь, почему не позвонила?

Она явно смущена:

– Знаешь… Прости, всё-таки решила поменять тебя на другую акушерку. Как-никак у неё шестнадцать лет стажа в роддоме, опыта явно больше. Подумала, что при моей сложной ситуации… В общем, пусть лучше она будет. Извини.

Конечно, неприятно удивилась тому, что мне не сообщили обо всём заранее, я же держала её в своих планах. Но, с другой стороны, испытала некоторое облегчение: сразу после бессонной ночи подхватить следующие роды, да ещё такие ответственные, с рубцом, очень сложно, прежде всего чисто физически. Поэтому выдохнула, пожелала Софье всего хорошего и зашла в кабинет главврача, которая и должна была вести эти роды. Узнав, что меня заменили на более опытную, та с сожалением сказала: «Ой, так жалко, что не с тобой!»

Вернувшись домой, сразу легла спать. Часа через полтора-два будит звонок главврача, в трубке дрожащий голос:

– Инна, ты даже не представляешь, что случилось, мы вынули абсолютный труп! Рубец не выдержал…

Как выяснилось, опытная акушерка всё-таки упустила ситуацию, прозевав разрыв рубца. Пока добежали до операционной, пока подготовили, пока открыли живот – он уже заполнился кровью. Ребёнка вынули в состоянии клинической смерти. Как-то откачали, как-то реанимировали, как-то оживили. Но всё снова закончилось тяжёлой инвалидностью. Снаряд дважды упал в одну воронку.

Могла ли я оказаться на месте заменившей меня акушерки? Изменилось бы что-то, если бы роды вела я – менее опытная, а потому более внимательная и аккуратная? Но на эти вопросы не найти ответа.

Признаюсь, как бы кощунственно это ни прозвучало: для всех стало облегчением спустя некоторое время узнать, что ребёнок прожил всего год.

Как сейчас живёт Софья, я не знаю.

* * *

У этой девушки во вторую беременность развился гестационный инсулинозависимый диабет (возникающее в период беременности ухудшение способности клеток организма к усвоению глюкозы; в описываемой стадии, в отличие от корректируемых диетой состояний, требует инсулиновой терапии).

Что такое диабет вообще? Повышенный уровень сахара в крови. Он выбрасывается как реакция на стресс – организму нужна энергия: бежать, драться, совершать активные действия для спасения. Диабет – болезнь, зачастую начинающаяся после стресса, шока, острого психологического дискомфорта.

На приёме Елизавета рассказала: вскоре после того, как они узнали, что снова станут родителями, у мужа обнаружили рак. Ему предстояло долгое и очень тяжёлое лечение, и все силы и ресурсы их семьи планировалось сконцентрировать именно на этом. Но тут возникла беременность… Вот только ребёнок не выбирает, когда ему появиться на свет.

Ведущий контракт доктор сообщила, что не будет ждать естественного начала родов: «диабетические» дети, как правило, крупные, рыхлые, вялые, и риски после сорока недель возрастают в геометрической прогрессии. Поэтому в ночь перед ПДР Елизавете, уже несколько дней находившейся в отделении патологии, дали мифепристон (препарат, содержащий антагонисты сохраняющего беременность прогестерона; когда он уходит, организм получает сигнал, что пора рожать).

Эти роды стали моими последними и с использованием мифепристона, и с этим доктором.

На рассвете начались схватки. Я приехала к открытию всего три сантиметра, и мы собирались в ванну: роженица не очень хорошо переносила пусть и стартовые, но не естественные и не своевременные схватки.

Только она сняла халатик, как лопнул пузырь и отошли светлые, хорошие воды. Схватки сразу резко усилились. КТГ показывала, что сердце падает до 70-ти, а то и 60-ти (при норме 110–140), причём регулярно: линия выглядела удручающе зубчатой. От идеи полежать в тёплой воде пришлось отказаться – при подобных показателях сердечной деятельности ребёнка это категорически исключено, необходимо всё время писать КТГ. Вот что значит принудительный, при