Это заставило Чемберлена действовать жестче. Мюнхенское соглашение создало ситуацию идеального равновесия, в центре которого стояла Великобритания. Равноудаленные противники Франция и Германия, претендовавшие на гегемонию в Европе, теперь уравновешивали друг друга, и Великобритания, опираясь на всегда готового послужить делу мира Муссолини, была верховным судией в их спорах о судьбах малых народов. Позиции Франции, после Первой мировой войны господствовавшей на континенте, теперь слабели, позиции Германии — усиливались. Это также способствовало укреплению баланса, в центре которого стояла британская элита.

Но теперь Германия стала усиливаться скачкообразно, поглощая территории, не населенные немцами, но обладающие большим военно-экономическим значением. Гитлер стал действовать, не согласуя свои действия с британской волей. Отказ от похода на Украину наводил Чемберлена на мысль, что Гитлер, подчинив себе еще несколько восточноевропейских стран, может укусить и руку дающую — повернуть на запад. Нужно было уравновесить Германскую гирю другими гирьками. Пришлось Чемберлену принять предложение французов и обратиться к претившей ему политике «коллективной безопасности». Чемберлен утверждал: «Наш общий курс в отношении Германии направлен не на защиту отдельных стран, которые могут оказаться под угрозой с ее стороны, а на предотвращение германского господства на континенте, в результате чего Германия усилится настолько, что сможет угрожать нашей безопасности»[529]. Политика «коллективной безопасности» для Великобритании носила подчиненный характер.

Слова о безопасности были в моде в то время, они звучали из уст английских, французских, советских и немецких политиков и журналистов. Но почти всегда мотив безопасности был подчинен мотиву господства, расширения власти все более могущественных бюрократий. Британская правящая элита достраивала свою схему господства, британоцентричную вселенную Чемберлена. Для того, чтобы усилившаяся Германия и ослабевшая Франция продолжали вращаться вокруг Британии на постоянных орбитах, нужно было усилить Францию весомыми сателлитами. Раз уж французы привержены старым идеям Барту, пусть вокруг Франции вращается СССР. А с орбиты Германии, напротив, нужно убрать сателлит Польши. Такое перемещение масс восстановит равновесие, Гитлер станет более сговорчивым, и Чемберлен найдет ему полезное применение. А там, установив порядок в Европе, можно будет заняться и делами Азии, где разбушевалась Япония. Ставки Чемберлена были высоки — изящными политическим комбинациями он пытался открыть эпоху мирового господства Великобритании.

Но именно это было неприемлемо для Гитлера. Его не интересовали выгоды, полученные из рук Чемберлена, он не хотел кормиться с руки. У него были те же ставки, что и у Чемберлена — мировое господство, но только Германии. Поэтому надежды Чемберлена на мирные дипломатические комбинации были обречены. «Я сомневаюсь в возможности мирного урегулирования с Англией… — утверждал Гитлер, — Конфликт с Англией будет борьбой не на жизнь, а на смерть… Англия — движущая сила сопротивления Германии»[530].

Фирма гарантирует

В гневной речи 17 марта 1939 г. Чемберлен сделал вид, что отказывается от политики умиротворения. 31 марта он предоставил Польше гарантии вступления Великобритании в войну, если страна подвергнется «прямой или косвенной агрессии». Под косвенной агрессией понималось то, что случилось с Чехо-Словакией в 1939 г. После оккупации Албании гарантии были предоставлены балканским странам.

Британские гарантии Польше стали для Гитлера главной проблемой. Удар Чемберлена был рассчитан очень точно и должен был показать, кто в Европе хозяин. После отказа Польши участвовать в комбинациях Барту и совместного с поляками дележа Чехословакии Гитлер считал Польшу своим сателлитом, спутником. Приняв британские гарантии, Польша подтвердила, что таковым не является.

Перемены в настроении поляков наметились после Мюнхена, когда нацисты перешли от «судетской проблемы» к «данцигской». Дело в том, что по Версальскому договору Германия уступала Польше Силезию и «балтийский коридор» — побережье Балтики в районе Гдыни (между основной территорией Германии и Восточной Пруссией), а населенный немцами Данциг становился вольным городом под патронажем Лиги наций. Фактически Данциг был оккупирован Польшей. Гитлер, верный своей политике возврата всех населенных немцами земель, намеревался присоединить Данциг и балтийский коридор. Поскольку Польша считалась дружественным государством, немцы были готовы найти ей компенсацию за чужой счет.

24 октября 1938 г. Риббентроп предложил Польше совместную политику в отношении СССР на базе Антикоминтерновского пакта. Германия обещала не создавать марионеточное украинское государство в Закарпатской Украине (в Варшаве опасались раскручивания «украинского вопроса» не меньше, чем в Москве). За все это Польша должна была согласиться на передачу Германии Данцига и создание экстерриториального немецкого шоссе и железной дороги, соединяющей две части Рейха.

Если бы поляки согласились пропустить немецкую армию к границам СССР, это был бы звездный час Антикоминтерновского пакта. Германо-польская армия уже в 1939 г. могла бы приступить к решению «украинской проблемы», опираясь на ресурсы дружественно настроенной Европы. Но Польша опасалась создания независимого украинского государства. Риббентроп был готов обсудить и более выгодные варианты: обмен балтийского побережья на черноморское — за счет СССР и безо всякой независимой Украины. Выход Польши к Балтийскому морю можно подыскать потом за счет стран Прибалтики. Восстановление границ Речи Посполитой начала XVIII в. было заманчивой перспективой. Но удовлетворят ли немцы территориальные притязания Польши к СССР и Литве, обеспечив выход к морям, или, напротив, создадут новое украинское государство — неизвестно. А балтийское побережье собираются отобрать уже сейчас. Судьба Чехии показывала, что быть сателлитом Германии небезопасно. Польша стремилась показать Гитлеру, что она все же не Чехия. Поляки — «гордая нация». Польские руководители решили, что слишком рискованно менять имеющийся выход к морю на «шкуру неубитого медведя» СССР. И отказали Германии.

«В Варшаве явно не осознали, что 24 октября был пройден определенный рубеж в польско-германских отношениях и начался их качественно новый этап…»[531] Не сразу поняли это и в Берлине, где еще в ноябре не сомневались, что в случае «советско-германского конфликта Польша будет на нашей стороне»[532].

Британское предложение гарантий и одновременный ультиматум со стороны Германии 21 марта 1939 г. поставил Польшу перед выбором — либо превращение в германского сателлита, либо «равноправная» дружба с Западом. Дружить с Западом было почетнее, чем с Гитлером. Но ориентация на Великобританию делала союз Германии и Польши против СССР невозможным. Гитлеру не нужен был союзник, который управляется из Лондона. За шесть дней до нападения Германии на Польшу 24 августа Геринг говорил польскому послу Липскому: «Решающее препятствие для дружественных отношений между Рейхом и Польшей — не данцигский вопрос, а союз Польши с Англией»[533].