Кортес не покривил душой: опасаться чьего-либо нападения, тайного или явного, ему в то время уже действительно Не приходилось. Да и необходимости собирать еще больше воинов тоже не было. По оценкам наших «мышей», когда белый вождь покидал Чолулу, его объединенные силы составляли около двадцати тысяч человек, и это не считая примерно восьми тысяч тащивших провизию и снаряжение носильщиков. Войско растянулось в длину на два долгих прогона, что составляло четверть дня ходу. Вдобавок к тому времени все его воины и носильщики имели отличительный знак, позволявший определить, что они принадлежат к армии Кортеса. Поскольку испанцы все еще жаловались, что «все эти чертовы индейцы на одно лицо», и не хотели в суматохе боя перепутать своих с врагами, Кортес приказал всем своим союзникам надеть высокие головные уборы из травы мацатла. «Мыши» говорили, что когда его армия из двадцати восьми тысяч человек двигалась к Теночтитлану, издали могло показаться, будто некое волшебство привело в движение огромное, поросшее травой поле.

Возможно, что в глубине души Мотекусома был бы не прочь приказать Змею-Женщине долго водить Кортеса по крутым горным тропам и перевалам, пока белые люди, вымотавшись, не плюнут наконец на свою затею и не решат повернуть назад, а еще лучше было бы завести испанцев в дебри и бросить их там погибать. Но, конечно, на это рассчитывать не приходилось. С Кортесом шло множество тлашкалтеков и аколхуа, которые знали местность и, конечно, разгадали бы такую уловку. Но, видимо, Змей-Женщина все же получил указание вести испанцев хоть и правильным, но трудным путем. Возможно, Мотекусома еще лелеял слабую надежду на то, что тяготы и лишения смогут обескуражить Кортеса, хотя никто, хоть немного знавший испанского вождя, не стал бы тешить себя такими иллюзиями. Так или иначе, Тлакоцин повел их на запад по самому, пожалуй, трудному пути торговых караванов, проходившему через высокий перевал между вулканами Истакиуатль и Попокатепетль.

Как я уже говорил, на этой высоте даже в разгар знойного лета лежит снег, а армия выступила в поход в начале зимы. Наверное, Тлакоцин считал, что стужа, обжигающий ледяной ветер и снежные заносы, сквозь которые приходится прокладывать путь, пересилят упорство белых людей. Я и по сей день не знаю, каков климат в вашей Испании, но Кортес и его солдаты провели не один год на Кубе, которая, как я понимаю, такая же знойная и влажная, как и любая из наших расположенных на побережье Жарких Земель. Так что и они, и, уж конечно, тотонаки не были привычны к холоду и не имели теплой одежды, чтобы защититься от пронизывающих ветров, насквозь продувавших горные тропы, которыми их вел Тлакоцин. Он впоследствии не без удовольствия рассказывал, что белые люди терпели страшные мучения.

Да, они страдали и жаловались, а четверо белых солдат, две лошади, несколько собак и сотня тотонаков и вовсе погибли, но остальные выдержали. Более того, десять испанцев, чтобы продемонстрировать свою отвагу и несгибаемую волю, объявили о намерении взойти на вершину вулкана Попокатепетль и заглянуть в его дымящееся жерло. Добраться до кратера им не удалось, но я не припоминаю, чтобы кто-то из индейцев хотя бы попытался это сделать. Неудавшиеся скалолазы вернулись к своим, посинев и окоченев от холода, а некоторые даже отморозив пальцы на руках и ногах, но своим мужеством они заслужили восхищение товарищей. Даже Змей-Женщина с неохотой признал, что белые люди, при всем их безрассудстве и тяге к пустой браваде, полны энергии и по-настоящему бесстрашны.

Тлакоцин также сообщил нам удивительную вещь: испанцы вполне по-человечески пришли в изумление и трепетный восторг, когда, миновав с запада перевал, оказались на горном слоне, над равниной бескрайних озер. Падающий снег ненадолго отвел свою завесу, позволив им насладиться видом Долины во всей ее красе. Огромные чаши озер, наполненные водой различных цветов, казались драгоценными камнями в оправах из пышной зелени, аккуратных городков и соединяющих их прямых дорог. После столь тяжкого пути по суровой местности это зрелище поражало и восхищало. Все, лежащее внизу, казалось сплошным царством множества °ттенков зеленого — зелени лесов и зелени садов, зелени полей и зелени чинампа. Наверняка испанцам, пусть и издали, удалось разглядеть многочисленные прилепившиеся к озерам города и поселения поменьше, расположенные на островах. Тогда они все еще находились не менее чем в Д1 адцати долгих прогонах от Теночтитлана, но серебристо-белый город сверкал издали, как звезда. Не один месяц шли белые люди от невзрачных отмелей, огибая горы, преодолевая каменистые ущелья, оставляя позади дикие равнины с ничем не примечательными городками и деревушками. Последним испытанием стало преодоление перевала между двумя вулканами. И вдруг… Внизу путникам открылась картина, которая, по словам одного из испанцев, «показалась чудесным сном… ожившей картинкой из старых сборников сказок…».

Спустившись с гор, войско вступило во внутренние земли Союза Трех. Первыми на пути чужеземцев лежали владения аколхуа, и их юй-тлатоани, выступивший из Тескоко поприветствовать гостей, окружил себя впечатляющей свитой из придворных и знати. Хотя Какамацин по приказу дяди произнес теплую речь и вообще всячески изображал радушие, но вряд ли он обрадовался встрече с лишенным трона в его пользу сводным братом, тем более когда увидел Черного Цветка во главе мощного отряда верных ему воинов аколхуа. Полагаю, родственники могли бы попытаться разрешить спор силой прямо на месте, но и Мотекусома, и Кортес запретили всякие стычки, которые могли бы омрачить предстоящую судьбоносную встречу. Поэтому никто не выказывал открытой враждебности, и Какамацин лично повел всю процессию в Тескоко, дабы гости могли подкрепиться и отдохнуть перед завершающим этапом своего долгого нелегкого пути. Пути в Теночтитлан.

Однако, вне всякого сомнения, Какамацин был смущен и возмущен, когда его собственные подданные заполнили улицы Тескоко, приветствуя возвращавшегося Черного Цветка криками радости и восторга. Это уже само по себе было тяжким оскорблением, но вскоре Какамацин понес не только моральный ущерб, столкнувшись с массовым дезертирством. Всего лишь за пару дней, которые путешественники провели в столице, примерно две тысячи жителей Тескоко откопали свое давно не использовавшееся боевое снаряжение и оружие, а когда гости двинулись дальше, отправились с ними, добровольно присоединившись к войску Черного Цветка. С того дня народ аколхуа поразил бедственный раскол. Половина населения осталась верной Какамацину, который был Чтимым Глашатаем, признаваемым другими правителями Союза Трех. А другая половина пошла за Черным Цветком, который должен был стать их Чтимым Глашатаем, хотя многие и сокрушались, что он связал свою судьбу с белыми чужеземцами.

Из Тескоко Тлакоцин повел Кортеса и его ораву вдоль южного побережья озера. Белые люди дивились грандиозному «внутреннему морю», а еще более — величию и блеску Теночтитлана, который был виден с нескольких точек вдоль их пути и который, казалось, все увеличивался и становился более великолепным по мере их приближения к нему. Наконец Тлакоцин привел всю компанию в свой собственный роскошный дворец, находившийся в расположенном на мысе городе Истапалапане, и испанцы устроили последний привал, чтобы отполировать до блеска оружие и доспехи, вычистить лошадей и привести, насколько возможно, в порядок износившиеся мундиры. Вступая через дамбу в столицу, они хотели выглядеть не шайкой бродяг-оборванцев, а внушительным и грозным боевым отрядом.