Мотекусома, не желая развивать эту тему, натянуто промолвил, что ни о чем подобном не может быть и речи, однако, попав в соседний храм Уицилопочтли, испанцы снова начали возмущаться. То же самое произошло, когда они узрели схожие храмы на вершине не столь грандиозной пирамиды в Тлателолько, и всякий раз Кортес выражал свое негодование все в менее сдержанных словах.

— Тотонаки, — заявил он, — полностью очистили свою страну от этих мерзких идолов и всем племенем поклонились нашему Господу и его Непорочной Матери. Кошмарный храм, стоявший на горе в Чолуле, сровняли с землей. В Тлащкале прямо сейчас некоторые из моих священнослужителей наставляют короля Шикотенкатля и его двор в благословенном христианском учении. Замечу, что ни в одном из этих мест низвергавшиеся старые демоны-божества даже не пикнули. Клянусь, если ты прикажешь вышвырнуть их вон, ни один из этих истуканов ничего сделать не сможет.

Когда я переводил ответ Мотекусомы, то приложил все усилия, чтобы передать его ледяной тон:

— Генерал-капитан, ты находишься здесь в качестве моего гостя, а учтивый гость не подвергает осмеянию и поношению верования хозяина, точно так же, как не высмеивает его манеру одеваться или его вкусы в отношении женщин. Многие мои подданные и без того находят присутствие в городе чужестранцев нежелательным и обременительным. Если ты затронешь наших богов, жрецы поднимут крик, а в вопросах веры последнее слово принадлежит не правителям, а именно жрецам. Люди послушают не меня, а их, и тебе повезет, если тебя и твоих спутников выставят из Теночтилана живыми.

При всей своей дерзости и наглости Кортес понял, что ему напоминают о уязвимости его положения, и не только не стал развивать эту тему далее, но даже пробормотал что-то похожее на извинение.

Мотекусома слегка оттаял и сказал:

— Впрочем, я стараюсь быть справедливым человеком и великодушным хозяином. Я понимаю, что вы, христиане, наверное, страдаете из-за невозможности совершать обряды поклонения своим богам, и не возражаю против того, чтобы вы это делали. Вот что, я прикажу очистить стоящий на площади маленький Орлиный храм от статуй, алтарных камней и всего, что оскорбительно для христианской веры, и пусть твои жрецы обставят его так, как требуется. Этот храм останется вашим столько времени, сколько вы захотите.

Наших жрецов, естественно, взбесила даже эта не столь уж большая уступка чужеземцам, но воле правителя они не могли противопоставить ничего, кроме угрюмого ворчания. Испанские священники обустроили маленький храм на свой лад, и нельзя не признать, что со временем там стало бывать куда больше народу, чем за всю его прежнюю историю. Казалось, христианские священники служат свои мессы и совершают другие требы с утра до ночи, причем делают это, даже если в храме нет белых людей, а число индейцев, привлекаемых туда простым любопытством, постоянно возрастало. Правда, поначалу то были по преимуществу наложницы испанцев да воины союзных им племен, но священники, с помощью Малинцин, без устали приглашали всех побрызгаться водой, вкусить соли и получить новые имена, и многие из язычников, пусть даже из праздного интереса к новизне, откликались на этот призыв. Так или иначе, но предоставленный Мотекусомой Кортесу храм помог некоторое время обойтись без насилия в столь щекотливом вопросе, как вера.

Испанцы пробыли в Теночтитлане чуть больше месяца, когда произошло событие, которое могло бы навсегда избавить от них город, а возможно, и весь Сей Мир. Правитель тотонаков Пацинко прислал скорохода, и если бы этот гонец, как бывало прежде, явился с сообщением прямо к Мотекусоме, недолгое пребывание белых в нашей столице на этом бы и закончилось. Однако гонец сначала отправился в лагерь стоявших за городом тотонаков, а один из их командиров, выслушав скорохода, тотчас препроводил того в город, Чтобы он повторил свой рассказ Кортесу.

Новость заключалась в том, что на побережье произошли серьезные беспорядки.

А случилось следующее. Некий мешикатль, старший сборник дани по имени Куаупопока, совершавший в сопровождении отряда воинов Мешико ежегодный обход плательщиков дани, посетил жившее у моря, чуть севернее, чем тотонаки, племя хуаштеков. Получив положенное и собрав караван носильщиков из хуаштеков, призванных нести собственную дань в Теночтитлан, он двинулся дальше на юг, в страну тотонаков, как поступал каждый год много лет подряд. Но, добравшись до столичного города Семпоалы, Куаупопока, к крайнему своему изумлению и негодованию, обнаружил, что тотонаки и не думали подготовиться к его прибытию. Они не только не собрали товары и не выделили носильщиков, но их правитель Пацинко не удосужился даже составить список добра, отдаваемого Мешико в счет податей.

Явившийся с севера, из отдаленных земель, Куаупопока ничего не слышал — ни о том, что случилось с мешикатль, которые до него проверяли у тотонаков списки дани, ни о событиях, последовавших за этим. Мотекусома мог бы легко известить его обо всех переменах, послав гонца, но почему-то этого не сделал. Я так и не узнал, забыл ли об этом Чтимый Глашатай в свете прочих событий, или же он намеренно решил предоставить сборщику дани действовать по заведенному порядку и посмотреть, что из этого выйдет. Так или иначе, Куаупопока попытался исполнить свой долг. Он потребовал от Пацинко дани, но тот, при всем своем былом раболепии, на этот раз отказался повиноваться на том основании, что он больше не подчиняется Союзу Трех. Вождь тотонаков объяснил, что у него теперь новые господа — белые люди, которые живут в укрепленной деревне дальше по побережью. Пацинко плаксиво предложил Куаупопоке обратиться к их вождю, который там главный, некоему Хуану де Эскаланте.

Удивленный, рассерженный, но исполненный решимости Куаупопока повел свой отряд к Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус, где услышал одни лишь издевательские насмешки: хотя он и не понял слов незнакомого языка, но догадался, что его оскорбляют. А теперь представьте: простой сборщик дани сделал то, чего до сих пор так и не сделал могущественный Мотекусома: он отказался сносить насмешки чужеземцев и наказал их за дерзость. Возможно, Куаупопока совершил ошибку, но совершил он ее, не свернув с пути отваги и чести, проявив себя достойным мешикатль. Пацинко и Эскаланте, оскорбив его, допустили более серьезную ошибку, ибо им следовало осознавать уязвимость своего положения: ведь практически вся армия тотонаков ушла с Кортесом. В Семпоале осталось совсем немного воинов, да и Веракрус был защищен не намного лучше, ибо большую часть его гарнизона составляли моряки, перебравшиеся на берег с затопленных кораблей.

Куаупопока, повторяю, был всего-навсего мелким нашим чиновником. Я, может быть, единственный, кто вообще запомнил его имя, хотя многие помнят судьбу, к которой привел его тонали. Этот человек был верен своему долгу и усердно исполнял возложенные на него обязанности. Поэтому, когда Куаупопока впервые в жизни столкнулся с неповиновением со стороны обложенного данью племени, у него не возникло и мысли о том, чтобы отступиться, недаром имя его означает Бдительный Орел. Куаупопока выкрикнул приказ, и застоявшиеся без настоящего дела воины мешикатль, которым до смерти надоело просто сопровождать носильщиков, с радостью ухватились за возможность подраться. Немногочисленные арбалеты и аркебузы отстреливавшихся из-за частокола белых людей не смогли сдержать их натиск.