В конце поля поставили раскладные столики, за одним хозяйничала команда фирмы «Стэплз», за вторым шайка юнцов из «Макдоналдса». Отряд «Макдоналдса» был вооружен несколькими жаровнями на древесном угле. Сквозь дизельную вонь грузовиков до меня долетал бодрящий маслянистый запах маффин-пышек и бургеров.

К столикам пристроилась очередь человек в двадцать. Не знаю, почему я в нее встала. Может, вызывающий голод запах подействовал, или, может, подумала, что смогу присмотреть тут местечко для Йоланды и ее матери. Может, просто надеялась, что Марк ДеСпот утратит ко мне интерес и перестанет меня преследовать, когда я буду в окружении большой толпы народа. Он все еще был там, делая вид, что не смотрит на меня, но вертелся неподалеку.

Дождавшись своей очереди, подошла к столику, стоявшая за ним высокая нескладная девица в большущих очках и красной блузке «Стэплз» спросила:

– Вы ищете кого-нибудь или кого-то привезли? – Перед ней стояли новенькие папки для документов и целый мешок всяких бирок.

– Пока ни то ни другое. А какова процедура?

– «Стэплз» пометит биркой ваших близких и задокументирует их местонахождение на поле для последующих обращений. Если у вас есть карточка постоянного покупателя «Стэплз», мы даже сообщим вам по электронной почте всю информацию о похоронах. Все это бесплатно, мы просто демонстрируем свою приверженность восстановлению района Большого Боулдера объединенными усилиями местных волонтеров и фирмы «Стэплз» с ее превосходной продукцией и услугами. – Слова эти она выговорила заученно-монотонно, словно в забытьи.

– Возможно, мне понадобится привезти сюда свою подругу и ее мать. Я еще не знаю. Тащить-то далековато было бы.

– Мы организуем и подвоз, только это может занять дня три-четыре.

– А к тому времени место-то на этом поле вообще останется? – спросила я.

Девица кивнула:

– Да, непременно. Первая волна похорон у нас в час дня. Пройдут панихиды шести различных вероисповеданий, а ресторанная сеть «Сизлер» обеспечит питание. – Она указала на другие грузовики, стоявшие в воротах и наполненные грязью и камнями. – После того, как мы их всех укроем, боюсь, необходимо будет погребать следующую партию поверх них. Надеемся, сумеем управиться по трое на участок.

– Я подумаю, – сказала я. Она кивнула, а потом стоявший рядом с нею подросток спросил, мне большую пышку-фри или яичный маффин, добавив, что «Макдоналдс» желает выразить свою скорбь от моей утраты. Это был конец света, но и на пути в небытие всегда отыщется забегаловка, чтобы перекусить.

Верняк, то было благом для них всех, заниматься тем, чем они занимались, помогать людям отправлять на вечный покой своих близких, устраивать так, чтоб все наверняка были накормлены. Когда с небес сыплется дождь из иголок, весьма быстро познаешь, что́ из культуры держится крепче всего. Одно американцы делают здорово – устраивают конвейерные линии. И двадцати четырех часов не прошло, как несколько тысяч человек были искрошены в куски падающими иглами, а мы уже хороним своих мертвых со всей эффективностью паковки еды навынос с игрушками.

Я выбралась оттуда, набросившись на пышки. Вы, может, подумаете, что невозможно сохранить аппетит, прошагав мимо ковра из мертвых тел в сотню ярдов длиной, однако довольно быстро передний план становится задником. Любой бесконечно повторяемый узор в конечном счете обратится в обои, будь то цветочки или трупы.

Покончив с пышками, я слизала весь вкусный жир со своих пальцев и ополовинила бутылку воды, торопясь смыть привкус соли во рту. К тому времени я уже порой краем глаза замечала легкие искорки и вспышки света, возможно, это солнце играло в валявшихся повсюду иголках, или, может, просто от головокружения. Не было похоже на то, что я достаточно много прошагала, чтобы впасть в обморочное состояние, зато у меня была долгая, беспокойная ночь.

Я недалеко ушла, когда опять заметила Марка ДеСпота, державшегося примерно в квартале от меня. Он упорно смотрел в сторону и вел себя так, будто его и впрямь интересовало футбольное поле, только я-то понимала: он все еще идет по мою душу. На углу я вильнула в сторону, к кафе, словно бы мне, может, латте захотелось, чтобы пышки запить. Дверь, разумеется, была на замке: любая дура сообразила б, что кафешка не работает, – но я налегала на ручку, будто ждала чего-то другого. Я пялилась в затемненное стекло, будто за ним было на кого пялиться. Вообще-то свет не горел, а на двери была приклеена бумажка: «ЗАКРЫТО ПО СЛУЧАЮ КОНЦА РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО». Однако я воздела большие пальцы и кивнула, будто кто-то посоветовал мне воспользоваться боковым входом.

Скользнула за угол дома и со всех ног припустила, насколько мои говнодавы позволяли. По другую сторону кафешки был приличный кусок парковки с тысячью кристаллических иголок, сверкающих и излучающих сияние. Так и казалось, будто перед продуктовым супермаркетом свалили все сокровища Аладдина.

Я пробежала с половину парковки, потом присела на корточки за чьей-то «Киа» виноградного цвета. Я следила за кафешкой в зазор между шасси и асфальтом. И, верняк, вскоре из-за угла вышел Марк ДеСпот, поглядывая туда-сюда: за мной охотился. Потом он глянул через плечо, будто бы кто-то следовал за ним. С минуту поколебавшись, он развернулся и пошел обратно туда, откуда вышел.

Я сидела и вела счет: раз Миссисипи, два Миссисипи, – пока до ста не дошла. Встала и пошла хрустеть по стоянке до Бэйзлайн-роуд и дальше до въезда на автотрассы.

Я полагала, что въезд перегорожен, но въезд был полностью свободен, если не считать маленькой легковушки, которая отчего-то загорелась и выгорела до самой рамы. Выйдя на трассу, я с первого взгляда поняла, что ничто не помешает мне дойти до самого Денвера, если следовать прерывистой желтой линии разметки. Когда выпал дождь, было десять утра солнечного августовского понедельника. На трассе машины мчали под семьдесят[102], когда разразилась гроза. Должно быть, это было похоже на езду сквозь заградительный зенитный огонь. Я видела черный «Корвет», ободранный дочиста, всю крышу смяло назад, красные кожаные сиденья внутри сложились в гамбургер. Взглянув еще раз, я увидела, что кожа вовсе не была красной. Сиденья были белыми, в красный их окрасило то, что случилось с людьми, сидевшими на них.

Вдоль заставы, где взималась плата за проезд по трассе, бродили и другие люди, искавшие, что бы поиметь с обломков. Одна средних лет дама тянула магазинную тележку. Я видела, как она остановилась возле «Мерседеса» и прошуровала бардачок. Даме было лет сорок, ее седеющие волосы покрывал розовый цветастый платочек – на вид опрятная дама, воплощенная мамаша из родительского комитета. Она рылась в чьем-то окровавленном кошельке, нашла несколько купюр, серебряный браслет и диск «Пятидесяти оттенков свободы», который бросила в свою тележку, прежде чем отправиться дальше.

В миле от того места я тайком следила за группой мужчин в оранжевых комбинезонах, занятых каким-то делом. Было далеко, и не видно, чем именно.