В гербе баронов фон Унгерн-Штернбергов на полях геральдического щита изображены розы, лилии; в центре – шестиконечная звезда, золотая или желтая. И написан девиз: «Nescit occasum», означающий, что эта звезда никогда не закатится. Можно перевести и так: «Не знает Запада».

Николай Роберт Максимилиан (Роман Федорович) фон Унгерн-Штернберг родился 29 декабря 1885 года в Граце, в Австрии, где родители его остановились во время длительного путешествия по Европе. Когда вернулись они в Российскую империю – неизвестно, но в 1891 году они осуществили свой развод в Евангелической консистории города Ревеля (ныне Таллин). Николай Роберт остался с матерью. Отец через несколько лет попал в психиатрическую клинику, но впоследствии был признан излечившимся, душевно здоровым.

Не менее десяти лет – детство и отрочество – Николай Роберт провел в тихом, благочинном Ревеле. Его первоначальное домашнее образование было, видимо, достаточно серьезным, ибо в 1900 году юный барон был принят в четвертый класс Ревельской гимназии императора Николая I. Там, однако, учился плохо. По-видимому, виноваты неуправляемые проявления его странного характера. Через два года по прошению матери он был отчислен из гимназии и в августе 1902 года принят в петербургский Морской кадетский корпус. Корпус не окончил: в феврале 1905 года был исключен, и опять причиной тому – своевольное, невозможное поведение.

Тянувшаяся уже год Русско-японская война давала молодому барону шанс поймать жар-птицу судьбу за хвост. Он поступает вольноопределяющимся в 91-й пехотный Двинский полк, надеясь попасть на фронт. Полк, однако, на сопки Маньчжурии так и не был отправлен. Пока барон добивался перевода в действующую армию, пока добирался до театра военных действий, война закончилась. Год службы в нижних чинах давал ему возможность продолжить военное образование. В 1906 году он определяется в Павловское пехотное училище. Окончив его с невысокими оценками, по второму разряду, подает прошение о направлении (редкостный выбор для «павлона»!) в казачьи войска, в Забайкалье. Приказом его императорского величества от 15 июня 1908 года хорунжий барон Унгерн-Штернберг причислен к 1-му Аргунскому казачьему полку. Места службы диковатые: селение Цурухайтуй, станица Бырка, где-то там, на маньчжурской границе. Он служит, ест и спит вместе с казаками, участвует в походах – «экспедициях для содействия гражданским властям», то есть карательных; подробности их неизвестны. Видимо, с этого времени именуется Романом Федоровичем. Интересно, что не Николаем, а Романом. Это имя он выбрал себе сам. Почему? По причине римско-имперского значения и звучания? По связи с родовым прозванием царской династии?

Служба в Забайкалье была прервана нелепым происшествием – тем самым, от которого на всю жизнь остался у Романа Федоровича сабельный след на лбу. Что и как произошло – поединок, драка или нападение в припадке бешенства – доподлинно не известно; известно, что по решению офицерского суда чести Унгерн вынужден был перейти в другой полк. В 1910–1913 годах он служит в 1-м Амурском полку, в Благовещенске. В 1912 году произведен в сотники по выслуге.

В годы службы на Аргуни, Шилке, Амуре, Зее в его душе, в его сознании уже поселились духи Востока, мечты о всемирном ордене воинов-буддистов, об очищении мира в огне, о победном наступлении желтой расы и о его, Унгерна, великом, пока еще неведомом избранничестве.

Видимо, под давлением этого невыносимого груза – сознания своей избранности и неведения того, как она осуществится, – он принимает решение оставить службу и пуститься в самостоятельное историческое плавание, вернее, броситься в бурные волны разворачивающихся событий. В 1911 году в Китае началась революция. На окраинах Поднебесной она отозвалась вспышками антикитайских движений и междоусобной борьбы. Беспокойно стало в Маньчжурии и в Монголии. Унгерна тянуло туда, где беспокойно.

Летом 1913 года сотник Унгерн уволился в запас по прошению и отправился в Монголию – на поиски высшей судьбы.

О первом монгольском периоде жизни Унгерна мало что известно; однако видно, что страну он проехал из конца в конец, от берегов Керулена до Кобдо. За предшествующие годы молодой офицер хорошо изучил географию Центральной Азии, освоился там и, что самое главное, познал быт, психологию, религиозные и культурные традиции тамошних жителей: казаков, челдонов, бурят, монголов, маньчжуров. Во время пребывания в Кобдо Унгерн предпринимал попытки поступить на службу к западномонгольскому военному вождю и авантюристу Дамбиджанцану (именуемому Джа-ламой), воевавшему как с китайскими, так и с монгольскими властями, но не получил разрешения от русского консула и от военного министра.

Судьба пока что не давалась ему.

Монгольский анабазис Унгерна был прерван мировой войной. Узнав о мобилизации, он немедленно отбыл в Россию. Его посвящение в действительные избранники войны совершилось не на возлюбленном им Востоке, а на презираемом Западе.

В жизнеописаниях Унгерна встречаются сведения о том, что уже в августе 1914 года он был на фронте, в Восточной Пруссии, в армии генерала Самсонова. Эти сведения, по-видимому, ошибочны. Приказ о мобилизации стал известен в Кобдо не раньше 19 июля; путь от Кобдо до Читы (куда Унгерн должен был явиться по мобилизации) сначала верхом, затем на пароходе и по железной дороге не мог занять меньше полутора-двух недель. В Чите выяснилось, что полки Забайкальского казачьего войска будут отправлены на фронт еще не скоро. Унгерн решил ехать самостоятельно на запад и поступить в какой-нибудь первоочередной полк, но хотя бы на два-три дня он должен был задержаться в Чите. Известно, что перед отъездом на фронт барон успел заехать к родне в Ревель; дорога от Читы до Ревеля на поезде занимает не менее шести дней; от Ревеля до фронта по забитым эшелонами железным дорогам еще дня два-три. Притом какое-то время необходимо было ему для того, чтобы определиться в полк. Таким образом, в действующих войсках Унгерн мог оказаться никак не ранее середины августа. Между тем катастрофические события, приведшие к разгрому 2-й армии Самсонова, произошли 15–16 августа.

Но в сентябрьских боях он точно участвовал. В высочайшем приказе о награждении орденом Святого Георгия четвертой степени барона Унгерна-Штернберга (на момент события – сотника 34-го Донского казачьего полка) его боевая заслуга описана так: «Находясь у ф[ольварка] Подборек, в 400–500 шагах от окопов противника, под действительным ружейным и пулеметным огнем, давал точные и верные сведения о местонахождении неприятеля и его передвижениях, вследствие чего были приняты меры, повлекшие успех последующих действий»[303]. Как видим, это не лихая атака с захватом трофеев и пленных, как у Врангеля, не Кржешовский мост Тухачевского. В первые месяцы войны Георгиевские кресты вообще раздавались щедро. Но храбрость и полное равнодушие к смерти, свойственные Унгерну, сия награда, безусловно, подтверждает.

В декабре 1914 года сотник Унгерн был прикомандирован к 1-му Нерчинскому полку. В его судьбе это назначение сыграло, пожалуй, главную роль. В Нерчинском полку он познакомился с Георгием Михайловичем Семеновым, природным забайкальцем, командиром сотни, затем полковым адъютантом, а еще позже – атаманом и правителем Забайкалья. Не будь этого знакомства, Унгерн, вероятнее всего, не оказался бы в начале Гражданской войны в далекой Даурии и главные события в его жизни не совершились бы.