Из неполных тридцати шести лет жизни Унгерн не менее пятнадцати лет провел в Ревеле и Петербурге; около десяти лет – в Забайкалье, Даурии, Монголии. Тут ключ к пониманию его личности и его идей. Ревель, с его старинными стенами и башнями, феодальными гербами на фасадах домов, баронскими надгробиями в сумраке готических соборов, пробудил в маленьком потомке рыцарей романтическое преклонение перед силой и блеском оружия. Северная Пальмира, столица огромной евразийской империи, сочетающая в своем укладе и облике европейскую жесткую упорядоченность с широтой восточного размаха, вскормила в юном кадете страстное влечение к образу всемирной империи. Величественность просторов Центральной Азии, где горы и степи являют собой равнодушную вечность, где небо слепо и прозрачно, где время течет по-иному (и есть ли оно?), где личность человеческая и жизнь теряют смысл и цену перед беспредельностью, – выковала душу хорунжего (сотника, есаула, генерала). Испытания войны и революции закалили в нем качества: бесстрашие, беспощадность, безоглядность в достижении цели. Задача поставлена. Он приступил к ее осуществлению в 1919 году.

К этому времени он создал в Даурии сплоченное государство. Основу непререкаемой власти составляли две силы. Первая – войско, Азиатская дивизия, небольшая, но беспрекословно преданная. Вторая, как ни странно, – поддержка значительной части населения. Впрочем, что ж тут странного: барон защищал и русских, и казаков, и кочевников от революционной анархии; беспощадно уничтожал воров, бандитов (по крайней мере, тех, кого считал таковыми), а заодно – большевистских комиссаров. Действовал приказ: дезертиров, саботажников, нечистых на руку торговцев, воров и коммунистов – уничтожать вместе с семьями, а имущество их конфисковывать. В Даурии чеканили свою монету, из вольфрамового сплава. Среди буддистов – бурят и монголов – мало-помалу стало распространяться мнение, что в генерале Унгерне воплотился дух очистительного разрушения и войны, карающий Махагала.

Летом 1919 года Унгерн предпринимает решительный шаг к осуществлению генерального плана: он вступает в брак.

Со своей законной женой, именуемой Еленой Павловной (подлинное маньчжурское имя неизвестно), Роман Федорович прожил менее месяца. О его личных чувствах к ней мы ничего не знаем. Знаем другое: она принадлежала к одной из ветвей того же маньчжурского ханского рода, из которого происходили богдыханы, императоры Китая династии Цин. Женитьба на ней, даже формальная, вводила Унгерна в ханский род и давала, пусть и призрачное, право на маньчжурский и китайский престол. Получив желаемое, он отправил супругу обратно в родительский дом – мирная форма развода, принятая у кочевников Центральной Азии.

Как мы не знаем ничего о его личных чувствах к женщинам, так не знаем и о его религиозных взглядах. Но с 1919 года он оказывает явное покровительство тибетско-монгольскому буддизму. Опять политический расчет: сплотить вокруг себя под желтым знаменем грядущего Будды монголов, бурят, урянхов; а в будущем – тибетцев, калмыков, буддистов Китая.

В начале 1920 года ситуация вокруг осложняется. Колчак (одновременно враг Унгерна и невольный его защитник от красных) разбит и убит. Большевики в Иркутске, Семенов готов заключить с ними союз. В Пекине – нечто вроде военной хунты, китайские войска вторгаются в Монголию и захватывают Ургу. Богдо-гэген, священный правитель буддийской Монголии, в руках оккупантов; буддийские храмы осквернены пролитием крови. Монголы ненавидят врага, но у них нет знамени, нет предводителя. События подталкивают Унгерна к действию. Осенью 1920 года он бросает Даурию навсегда и отправляется в поход на Ургу.

Взятие Урги 2–3 февраля 1921 года – самый блистательный эпизод в жизни барона. Его двухтысячное войско трижды штурмует город, обороняемый двенадцатитысячным китайским корпусом. Два штурма отбиты с немалыми потерями; Унгерн отступает, собирает новые силы – монголов, русских, бежавших из России колчаковцев – и вновь подходит к священному центру Монголии. Важен моральный фактор, и он разрабатывает отчаянную операцию по похищению Богдо-гэгена из осажденного города. Группа монголов и казаков, переодетых ламами, проникает в жилище священного правителя, уничтожает китайский караул – и наутро Богдо-гэген уже в ставке барона. «Живой Будда» отблагодарил генерала: Унгерн обретает титул «Великий батор, восстановитель улуса, командующий», получает право носить священные желтые одежды и украшать конскую сбрую желтой материей. На палец его надет рубиновый перстень со свастикой, по преданию – наследие Чингисхана. Монголы приветствуют его как национального героя, освободителя. Воодушевленное войско в третий раз идет в бой – и город взят. Три тысячи китайцев убито, остальные во главе с генералом Чу Лицзяном отошли на север.

Недолгое пребывание в Урге «Великий батор» ознаменовал двухдневным грабежом имущества китайцев, последующими казнями мародеров, установлением твердых цен на все товары, учреждением военной школы, швейных, сапожных и шорных мастерских, массовыми казнями воров, предателей, коммунистов и всех, кого считал таковыми, а также беспощадным истреблением евреев. Но на Ургу с севера двигался оправившийся от поражения корпус Чу Лицзяна. Унгерн выступил навстречу; в боях на подступах к Урге было убито не менее четырех тысяч китайских солдат. У унгерновцев не хватало патронов, и русские техники придумали отливать пули из стекла. Эти пули летели недалеко, но на близком расстоянии причиняли страшные, смертельные раны. С остатками войск Чу Лицзян бежал в Китай. А на одежде Унгерна и сбруе его лошади после боя насчитали свыше 70 следов от пуль.

Весна 1921 года. Надо немедля осуществлять великий план – воссоздавать державу Чингисхана. Духи войны не ждут. Идея унгерновской империи известна нам со слов Оссендовского: «Это государство должно состоять из отдельных автономных племенных единиц и находиться под моральным и законодательным руководством Китая, страны со старейшей и высшей культурой. В этот союз азиатских народов должны войти китайцы, монголы, тибетцы, афганцы, племена Туркестана, татары, буряты, киргизы и калмыки». Цель грандиозна. Но каковы силы для ее осуществления? Они ничтожны.

Унгерн это понимает. Но он не останавливается, не может остановиться. Отступать ему некуда. Да и что значит слабость его малочисленных войск и мощь противника, если его ведет высшая судьба и духи истребления следуют за ним и впереди него?

Унгерн готовится к походу – куда? Варианты: Сибирь, Пекин, Тибет… Но эти планы уже не вдохновляют монголов; они не багатуры Чингисхана, а честные степные обыватели; они готовы проливать кровь за родную землю под предводительством жестокого воплощения Махагалы, но не хотят дальних гибельных походов, смысл которых непонятен им. Да и содержание унгерновского войска обходится слишком дорого. Даурские соратники тоже ропщут, понимая несоразмерность сил Монголии с силами Советской России и Китая. Унгерн теряет опору; удержать власть он может только путем репрессий; но новые расправы отталкивают от него последних друзей.

Остановиться он не может: так Фаэтон, подлетев слишком близко к Солнцу, уже не в силах остановить своих коней.

Из приказа барона Унгерн фон Штернберга № 15.

(Пояснение: приказ адресован русским, в том числе сектантам и старообрядцам, которых было много в Забайкалье и Сибири, поэтому в нем звучат не буддийские, а библейские мотивы. Этим же объясняется использование имени убитого в 1918 году великого князя Михаила Александровича, в чью смерть многие тогда не верили.)