Туда же вместе с переправившимися вплавь через Мухавец курсантами ушел и Василий Бытко[595].

В это время штурмовая группа III/135, вбежавшая на Северный остров, повернула направо — вдоль вала (пкт 145). Долотов их увидел одним из первых: «Навстречу мне бежала группа из 4–5 человек. Мы поравнялись напротив пекарни, расположенной тоже в земляном валу. Расстояние было небольшое, и меня поразила их форма. В следующий момент я лежал на земле, а сквозь листву ивняка, растущего вдоль берега, били автоматные очереди. Некоторое время я лежал не шевелясь, скрытый небольшим бугорком земли. „Вот они — немцы!“ Надо вооружить пулемет. Я чуть не заревел от досады, когда обнаружил, что диски без патронов. Конечно, как я не заметил этого раньше? Ведь с патронами они гораздо тяжелее, но вот в горячке и не заметил. Выходило, что я безоружный, и тут я припомнил, что у нас вообще нет патронов. Не было их и в моем взводе»[596].

Обстреляв Долотова, штурмовая группа устремилась дальше, мимо вала пкт 145, в казематах которого находился замполитрука А. М. Никитин, замполит роты приписного состава 33-го инженерного полка. Услышав выстрелы, Никитин и несколько пережидавших здесь артобстрел солдат разобрали винтовки, стоявшие в пирамиде у входа в каземат. Патроны взяли тут же из находящегося рядом ящика (Никитину досталось две обоймы). Из матрацев и досок сделали защитный бруствер. Залегли[597].

Немцы, разделившись на группы, пробежали мимо — туда, где у дверей склада, под нависающим бетонным козырьком находится Леня Бобков, возле смертельно раненного отца, периодически теряющего сознание. Увидев в нише женщин и детей, немцы приказали им выходить и становиться у входа, вероятно, собираясь позже зачистить ее внутренность гранатами. Все, кто мог, вышли, заковылял и раненый Леня… Однако немцы куда-то исчезли, а вокруг продолжали посвистывать пули — и не знающие, куда деваться, люди почти сразу же вновь скрылись в нишу… Тут-то к складу и подбежало трое немцев — один из них, вероятно, считая, что гражданские из ниши уже ушли, не тратя времени на ее осмотр, подстраховался М-24… В этот момент лейтенант Бобков очнулся, отчаянно крикнув Лене «Ложись!!» Мальчик упал прямо на отца, головой к вертящейся на полу гранате. Женщины закричали, прося кого-нибудь откинуть гранату на улицу. Но кто мог отважиться на это… Взрыв! М-24 добила командира роты Бобкова — его же сыну осколки вонзились в спину и ноги. Взрывная волна сорвала замок с дверей, и они распахнулись. Истекая кровью, Леня вслед за теми, кто все-таки выжил, пополз в темноту подземного каземата[598].

…Тут закончился маршрут зарвавшейся штурмовой группы 11-й роты — далее находились Восточные валы, где спустя уже почти 20 минут после артобстрела большинство бойцов уже пришло в себя. Солдат III/135 встретили огнем, не оставлявшим сомнений, — дальше пройти не удастся. Более того, разгоравшаяся по всей крепости стрельба ясно давала понять, что, похоже, русский еж начал ощетиниваться…

Они бросились назад, к мосту, по тому же маршруту, где их уже поджидала группа Никитина: «Мы с напряжением ждали. Показалась группа фашистских солдат, человек 7–8. Они бежали, пригнувшись, по берегу Мухавца (в сторону моста) и нас не заметили. Подпустив их метров на 10–15, мы дружно открыли огонь. Два фашиста упали и остались лежать. Остальные сползли вниз к Мухавцу. В ответ на нашу стрельбу раздались автоматные очереди… Мы зарядили по второй, последней обойме»[599].

Но каземат Никитина не был приспособлен к обороне, со своей тыльной стороны, от Мухавца. Поэтому все решилось быстро — пара пехотинцев[600] метнулась к валу, в кустах которого спасались и жившие в палатках возле него бойцы приписного состава, и кто угодно, бегающий в эти минуты по Северному острову. Они не имели оружия. Запрыгнув на вал, немцы оказались вне зоны огня из казематов — далее, по валу — над казематами и, спрыгнув, оказались прямо перед ними, бросив пару гранат, скрылись. «Я не успел даже поднять винтовку. Раздался взрыв. В дыму послышались стоны: двое убиты, остальных ранило. Начали гореть нары, матрацы. Каземат наполнился дымом»[601]. Схватив одеяло, Никитин и его бойцы минут через 5 погасили огонь.

Немцы отступали дальше, к Трехарочному мосту. Здесь их прикрыли из окон столовой 33-го инженерного полка, но перебежать к ней через мост было уже опасно. Гремевшая отовсюду стрельба говорила о том, что начался серьезный бой — возможно, солдаты 12-й роты уже пожалели, что зашли слишком далеко. Однако было уже поздно — занявшим оборону у моста, на валу, имея небольшой боезапас и находясь практически в окружении, им оставалось только надеяться…

Штурмовая группа, бросившаяся к церкви, достигла ее без особых проблем — навстречу попадались только обезумевшие от артогня русские. Гоня их перед собой, немцы ворвались в церковь, красноармейский клуб. Им навстречу из Трехарочных выбежали «лодочники». Резко начавшаяся стрельба заставила закончить беготню по крепости — часть «лодочников» вбежала в церковь, часть — в стоящее рядом здание столовой комсостава[602].

Однако по-настоящему не повезло тем, кто направился к Холмским воротам или остался прикрывать ушедших туда у Тереспольских.

У Холмских атакующих уже поджидали — пулеметы и винтовки 3-го батальона 84 сп, нацеленные на двор крепости. Стучали сапоги, штурмовая группа приближалась туда, где к бойцам, занявшим позиции у окон, обратился Самвел Матевосян — ответственный секретарь комсомольского бюро 84 сп: «Фашисты, как кровожадный зверь, набросились из-за куста, ибо они боялись и боятся открытой встречи с русскими, советскими воинами. Мы уже имеем жертвы и будем иметь, но враг уже потерял больше, чем мы, и он потеряет много больше здесь, у стен нашей крепости, чем мы… Вы должны понять, что самое главное в борьбе — не поддаваться панике, не впадать в отчаяние, не терять надежды на победу. Мы далеко от Москвы, но я знаю, и вы все знаете, что Москва уже знает, что Иосиф Виссарионович Сталин думает о нас, и я полагаю, что он уже отдал приказ об оказании нам помощи… Пусть почувствуют послушные баронам и князьям молодчики, что СССР не Польша и не Франция… коммунисты и комсомольцы, я обращаюсь к вам в трудную минуту схватки с врагом… будьте достойными сынами отечества… служить примером всему личному составу гарнизона, а большевики не партийные и не комсомольцы не подведут вас. Да здравствует Родина! Да здравствует Великий Сталин!»[603]