Он лежал в объятиях Сары, теряя сознание… лежал в луже крови и глядел на приближающегося ассасина. Бывший фидаин закричал. Женщина в белом халате бережно опустила его на прохладные простыни.

— Добро пожаловать в дом Аллаха, — изрек ибн-Азиз.

Ангелина обвела глазами камеру без окон. Оглядела шестерых «черных халатов», застывших по стойке «смирно».

— Аллаха я здесь не вижу.

Преемник муллы Оксли восседал на стуле с высокой спинкой, не сводя с нее испепеляющего взора.

— Не дразни меня и Всевышнего, женщина. Я даю тебе шанс искупить твои грехи. Ты воспитала блудницу. Быть может, в этом нет твоей вины. Быть может, ты просто следовала указаниям Рыжебородого, но Сара Дуган выросла блудницей и богохульницей, и Аллах требует, чтобы кто-то был призван к ответу.

Ангелина поправила головной убор, еще раз возблагодарив Всевышнего, в милосердии своем вразумившего ее совершить намаз ранним утром.

— Ты сух как ветка, мулла. Тебе нужна женщина, которая могла бы откормить тебя, позволила бы твоим костям обрасти мясом.

Ибн-Азиз опасливо скосился на подчиненных. Никто из них не позволил себе даже намека на улыбку.

— Долгие годы в доме Рыжебородого повлияли на твою рассудительность. Мне совсем не нужна женщина.

— Тогда скажи, во имя Аллаха, почему я здесь. Зачем ты притащил меня сюда, если тебе не нужна служанка. Неужели тебя интересует мое мнение о Священном Писании?

Ибн-Азиз кивнул.

— Хорошо, что ты ведешь себя так. Я — человек, склонный к милосердию, если оно заслужено. Твое высокомерие оскорбительно и упрощает принятие моего решения.

Ангелина поклонилась.

— Рада услужить.

Ибн-Азиз вскочил со стула, указав на нее костистой рукой:

— Ты скажешь, где блудница. Ты была ей единственной матерью. Она не могла не сообщить тебе, куда собирается сбежать.

— Я люблю девушку как собственную дочь, но не знаю, где она находится.

— Что ж, возможно. Возможно, ты ее любишь, но она не отвечает тебе взаимностью. Погрязла во грехе, предоставив тебе объяснять ее действия. Вероятно, считает тебя дурой.

Ибн-Азиз погладил редкую бороденку. Жалкое подобие бороды настоящего мужчины. Да он и сам являл собой лишь жалкое подобие имама.

— Я почти поймал ее в Калифорнии несколько дней назад. Она была почти в моих руках, но ей удалось сбежать. Вероятно, у Аллаха на то свои причины…

— Как, по-твоему, поступит Рыжебородый, узнав, что ты схватил меня? Что подумают люди, узнав, что ты осквернил мечеть?

— Я не боюсь ни Рыжебородого, ни людей. Один Всевышний вселяет в меня страх.

— Как и должно быть.

— Замолчи, женщина. — Ибн-Азиз в раздумье заходил по камере, словно готовый вот-вот заискриться от напряжения.

За все время работы в доме Рыжебородого Ангелина ни разу не заставала главу службы безопасности таким возбужденным. Неужели юный мулла всерьез надеется повергнуть ее в трепет перед образом могущественного вождя «черных халатов»? Или ждет, будто она, подобно испуганной кухарке, станет молить его о пощаде? Немало повидав на своем веку, Ангелина страшилась лишь гнева Аллаха, однако в собственной чистоте перед Всевышним не сомневалась ни секунды.

— Так ты скажешь мне, где блудница? — Ибн-Азиз взял себя в руки и смотрел на нее довольно равнодушно. — Если не захочешь или не сможешь, предстанешь перед религиозным судом. Мы обвиним Сару Дуган в прелюбодеянии, а заодно в хуле на Всевышнего. Ты пойдешь как главная свидетельница обвинения.

Ангелина раскрыла было рот, но умолкла, не произнеся ни слова. Ибн-Азиз казался разочарованным.

— Не обольщайся, так или иначе, но ты будешь свидетельствовать против нее. Все зависит лишь от степени мучений, которые тебе удастся выдержать.

Ангелина сверкнула глазами. Юный мулла прав. Они оба знали печальную истину, и удовольствие, с каким ибн-Азиз поведал ее, граничило с непристойностью. Она опустила голову. Попросила Аллаха дать ей храбрости, затем подняла взгляд на главу «черных халатов». У нее задрожали губы.

— Я скажу, где находится Сара.

Ибн-Азиз опустился на стул. Он выглядел таким молодым.

— Рассказывай.

— Мне больно слышать собственные слова. — Ангелина оглянулась на охранников. — Не могу говорить в их присутствии.

— Я не собираюсь никого отсылать.

Она глубоко вздохнула.

— Сара… Сара… — Ее слова прозвучали еле слышно.

— Говори громче!

— Я люблю ее как дочь, мулла! Слова измены будут жечь мои уши вечно.

Ибн-Азиз вопросительно посмотрел на охранников. Судя по их успокаивающим жестам, женщину обыскивали. Он махнул рукой, подзывая ее к себе.

Сделав один неуверенный шаг, Ангелина заговорила, однако, еще тише.

— Ближе!

Ей оставалось преодолеть всего пару футов. Она уже могла сосчитать ресницы на его веках.

— Достаточно. Не выношу запаха женщин.

Ангелина опустила голову и перешла на шепот.

Ибн-Азиз ударил себя ладонью по бедру, разметав полы халата. Он явно начинал испытывать раздражение.

Двигая одними губами, она приблизилась еще на шаг. Женщина оказалась совсем близко, и глава «черных халатов» теперь даже разобрал ее слова. Ангелина молилась. Просила Аллаха даровать ей силы. Просила благословить в ее намерении.

Юный мулла закричал, но слишком поздно.

Она бросилась на ибн-Азиза. Указательный палец женщины, глубоко утонув в его глазнице, рванулся назад. Глава «черных халатов» орал от боли, пытался освободиться, однако высокая спинка стула не давала ему откинуть голову, а руки Ангелины, многие годы неустанно трудившейся по дому, оказались неожиданно крепкими. Пятьдесят лет исправных молитв придали ей храбрости. Глаз выпал на ладонь, и она вцепилась в лицо муллы в поисках второго. Глаз так походил на виноградину. Мускатную, очищенную от кожицы. Такие ягоды подносили повелителям в древние времена. Ангелина вскрикнула, когда меж ребер ее вонзилось первое лезвие. Мысли о Саре удвоили силы, заставляли снова и снова впиваться ногтями в лицо юного муллы. Ибн-Азиз продолжал истошно вопить. Телохранители наносили удар за ударом, и по телу женщины пробежала судорога. Она хотела… хотела дождаться свадьбы Раккима с Сарой. Увидеть, как они целуются. Подержать на руках их ребенка. Удары ножей приносили боль, но вовсе не такую сильную, как ожидала Ангелина. Ее она вполне могла вытерпеть. В конце концов, разве Аллах не милосерден?

После утреннего намаза

— Простите, сэр, но я по-прежнему ничего не вижу.

Ракким стоял, вытянув руки, перед экраном магнитно-резонансного томографа.