— Пошли в твою гостиницу. Больница подождет.

— Ты чувствуешь себя достаточно здоровым. А как насчет спайкообразования?

— Я просто должен оставаться в горизонтальном положении. Никаких извращений.

Сара показала ему язык.

— А без них разве интересно?

После вечернего намаза

— Возьми. — Дарвин пододвинул Раккиму стопку черных фишек по сто долларов каждая. — Веселись. Не имеет значения, женаты мы или нет.

— Где мой нож? Я знаю, что ты забрал его.

Ассасин потряс игральными костями.

— Решил оставить себе как сувенир.

— Я предпочитаю оставлять о себе другие воспоминания.

— Сэр? — Крупье, стоявший возле стола для игры в крэпс, поправил черную бабочку. — Ваши ставки?

Дарвин толкнул стопку фишек Раккима на поле нечетных номеров, рядом со своими розовыми, тысячедолларовыми.

— Теперь мы на одной стороне.

Впервые после Диснейленда бывшему фидаину представилась возможность получше разглядеть бывшего ассасина. Чисто выбритый и гибкий как змея. Дарвин бросил кости. Выпала семерка.

Игроки, сидевшие вместе с ними, разразились восторженными криками. Крупье раздал выигрыши. За их столом собралось довольно много народу. Кое-кто, перегнувшись через поручни и громко обсуждая происходящее, торопился сделать новые ставки.

— Не трогай. — Дарвин оставил двойную стопку рядом с фишками Раккима. Снова выпала семерка.

Крики раздались еще громче. Привлеченные ими игроки выбрались из-за соседних столов и стали пробиваться сквозь образовавшуюся толпу. Ассасин, великолепно смотревшийся в кашемировом джемпере канареечного цвета и желтых брюках в черную клетку, ослепительно улыбнулся. Идеальный космополит, один из жителей набитого деньгами мира, прилетевший в Лас-Вегас для заключения какой-нибудь крупной сделки. Человек, привыкший грешить лишь по высшему разряду. Ракким никак не мог понять, следует ли Дарвин собственным предпочтениям в одежде или стремится выглядеть частью толпы.

Ставка бывшего фидаина поднялась до четырехсот долларов. У ассасина — до четырех тысяч. Снова семерка. Игроки взревели от восторга.

— Ты — мой счастливый талисман. — Дарвин обнял Раккима за плечи. — Я рад, что не убил тебя.

— О чем ты хотел поговорить? — Ракким сбросил с себя руку убийцы.

— Просто решил, что нам надо вместе повеселиться. Слишком уж долго мы играли в прятки. — Дарвин потряс костями. Все склонились над столом, беззвучно, одними губами, произнося молитвы. Китаянки, увешанные дорогими побрякушками, одобрительно завизжали. — Жаль, что ты не взял с собой твою малышку. Мы чудесно провели время, пока врачи кромсали тебя. Заговорила меня до полусмерти.

— А мне она сказала, что говорил главным образом ты. Мне показалось, что ей было скучно.

Дарвин продолжал трясти кости.

— Хочешь сыграть?

— Никогда не пробовал.

— Лучшая игра в мире. Настоящее действо. Когда проходишь мимо столов, за которыми играют в очко, слышишь только вежливый разговор со сдающим. Во время игры в очко люди сидят почти без движения. Рассчитывают игру и используют компьютерные симуляторы, чтобы добиться преимущества в полпроцента. Крэпс — настоящая агрессия, похожая на рукопашный бой. Люди кричат, молотят друг друга по спинам, молятся игральным костям. Никакой системы. Никакой волшебной формулы. Чистая удача и полное незнание того, чем все закончится. А все непременно заканчивается. Если ты освоишь математику и достаточно долго будешь заниматься игрой в очко, вероятность выигрыша повысится. В крэпсе все происходит наоборот: чем дольше играешь, тем выше вероятность проиграть. Этим он и привлекает. Взяв в руки кости, ты становишься центром вселенной. Тебе остается лишь уповать на удачу. Уповать, пока не упадешь. А падать всегда тяжело. В крэпсе не бывает мягкой посадки.

Ракким зевнул.

— Сэр? — Крупье постучал по зеленому сукну. — Бросайте, прошу вас.

Дравин с силой метнул кости, и те, пролетев над столом, отскочили от дальнего борта. Одиннадцать.

— Расплатитесь со всеми.

Толпа разразилась аплодисментами. Выигрыш ассасина составил шестнадцать тысяч.

Две шикарно одетые рыжеволосые девицы помахали ему с противоположного конца стола.

Дарвин помахал им в ответ. Человеку среднего роста, обычного телосложения легко оставаться незамеченным, когда б не излучаемая им энергия. При необходимости он без труда скрывал ее, превращаясь в ничем не примечательного, совершенно безобидного обывателя. Теперь же ассасин напоминал леопарда, ловкого, настороженного хищника. Зверя, ни при каких обстоятельствах не позволяющего застать себя врасплох. Ракким попытался представить ярость Дарвина в тот момент, когда его «кадиллак» закувыркался вниз по склону. Семнадцать оборотней погибли в считанные минуты, однако смерть их, без сомнения, не могла послужить для ассасина достаточной компенсацией. Личности, подобные ему, не ведают удовлетворения. А после он наверняка стоял на обочине под проливным дождем, смывавшим кровь с его лица, и вглядывался в темноту. Туда, где, по его мнению, затаился Ракким, внимательно за ним наблюдавший.

— Чему ты улыбаешься? — поинтересовался Дарвин.

— Тебе.

Губы ассасина едва заметно дрогнули, но тут же растянулись в прежней улыбке, демонстрирующей всему свету прекрасное расположение духа. Он протянул кости Раккиму:

— Подуй на них.

— Умри.

Дарвин бросил кости. Два очка.

Толпа разочаровано загудела, а крупье сгреб со стола все ставки.

— Ты разбил мне сердце, Рикки.

— Не называй меня так.

Ассасин собрал оставшиеся фишки и снова обнял Раккима за плечи.

— Пойдем выпьем.

— Сэр, вы должны бросать кости! — крикнул ему вслед крупье.

Дарвин протискивался сквозь толпу прочь от стола, даже не удосужившись взглянуть, следует ли за ним Ракким. Выбравшись из игорного зала, он устроился в вестибюле.

— Тебе неплохо удается изображать легкую хромоту, — заметил ассасин нагнавшему его спутнику. Бывший фидаин устроился рядом. — Очень убедительно пытаешься скрыть боль, когда делаешь шаг правой ногой. Очень неплохо. Тебе, наверное, даже Старейшего обмануть удалось. Только не меня. Ты еще не поправился окончательно, но достаточно близок к выздоровлению. — Он улыбнулся официантке. — Двойной бурбон. Самой лучшей марки. Моему другу — то же самое.

Ракким хотел было отказаться от заказа, но передумал.

— У вас есть «Мэйберри холлоу» двадцатилетней выдержки?

Молоденькая девушка в коротком платье с оборками, открывавшем голый живот со вставленным в пупок золотым колечком, изумленно подняла брови.