что для нормального функционирования им все же требуется воздух и пора бы уже начать дышать.

Офицеры переглянулись и тут же приступили к работе. Краткий доклад искина корабля о случившемся прозвучал на мостике сразу же после окончательного восстановления питания. Офицеры, вернувшие управление кораблем в свои руки, вздохнули с облегчением — еще, мол, поборемся. Тут же последовал другой доклад, уже от энергетиков. Атомщики сообщили о штатной работе реакторов «Вольного» и предположили, что причиной столь внезапных перебоев питания мог стать мощный ЭМИ (ЭМИ — электромагнитный импульс). Уже вскоре эта гипотеза подтвердилась.

— Откуда импульс? — сурово спросил у группы слежения Васильев.

Тут же последовал ответ:

— Командир, — доложил старший офицер группы слежения, — со стороны «Осириса-3» произошел сильнейший гравитационный выброс. На него странным образом отреагировало Солнце — в сторону источника гравитационного возмущения устремился мощный протуберанец, а с ним и значительное электромагнитное излучение. Мы лишь чудом не оказались в плоскости воздействия протуберанца, но задело нас все же крепко. Половина систем полетела и перезагрузилась уже на резервных мощностях.

— То есть второй такой выброс мы уже не потянем, — сделал вывод Васильев, внимательно читая сводку по эскадре.

Доклады с других звездолетов градом сыпались к нему на коммуникатор. В основном капитаны кораблей эскадры выдвигали те же предположения, что и энергетики «Вольного» — сбой систем, по их мнению, был связан с аномальной активностью на Солнце.

Просматривая эти доклады, Васильев задумчиво бубнил себе под нос:

— Единственное, чего я так и не понял, это почему нас не испепелил жар Солнца.

Касаткин, сидящий рядом и занимающийся, по сути, тем, что дублировал работу каперанга, вопрос своего старпома все же расслышал.

— Вот и мне хотелось бы знать… — и он недобро покосился на Синака.

— Есть и хорошие новости, командир! — тут же доложили пилоты. — Наши плазменные щиты вновь заработали!

«Может быть, поэтому?» — мысленно предположил Васильев, хотя и не был уверен в том, что щиты уже были активны в момент выхода из строя всех систем.

— Так, — продолжил он проверку боевой готовности «Вольного», — что по БЧ-2 и БЧ-3?

Обе боевые части отчитались о полной боевой готовности. Все системы были в норме. Наряду с БЧ-5 (этим сам Бог велел быть защищенными от ЭМИ) боевые части на всех судах также имели прекрасную защиту от столь грозного воздействия.

— Что ж, — подытожил Васильев, — мы пока живем и даже боеспособны.

По мостику прокатилась волна облегчения, словно все офицеры до текущей секунды забыли, как дышать. Облегченно выдохнул и Касаткин, хотя до этого он свой испуг и напряжение успешно маскировал за маской суровости и опыта. Но расслабился адмирал лишь на мгновение.

— Что тут происходит, мать твою? — набросился он на Синака, посчитав, видимо, что ваэрр в его лице если и не причастен к происходящим событиям, то хотя бы сможет объяснить их. Настрой у Касаткина был решительным, ему уже было плевать на то, что Синак, по сути, был лишь медиатором их общения с пришельцами. Для адмирала любой, кто поддался такому воздействию, автоматически становился врагом человечества и предателем. Но адмиралу все же пришлось ретироваться. Вернее, от очередного опрометчивого шага его удержал все тот же Васильев. Оторвавшись от своего наладонника, каперанг встал между адмиралом и побледневшим индусом и выпалил:

— Не стоит, адмирал! Только взгляните на него! Похоже, наш доктор уже пришел в себя! Сейчас перед нами Реджи Синак, в смысле — человек Реджи Синак.

И действительно, достаточно было одного взгляда, чтобы понять — бедный доктор только сейчас очнулся и толком ничего не понимает. Реджи стоял посреди мостика, затравленно озираясь. Потерянный и явно сбитый с толку, он силился понять, что тут вообще происходит и как он мог оказаться на капитанском мостике «Вольного», среди всех этих людей, если еще недавно в одиночку терпел бедствие на этом самом корабле.

Постепенно разрозненные данные начали составляться в голове ученого в единую картину. Сейчас он уже понимал, что был под чьим-то ментальным контролем, и даже догадывался, под чьим именно. Его взгляд остановился на Соболеве, так и лежавшем без чувств на полу. Возле него суетились медики, то и дело бросая на Реджи недобрые взгляды.

«Очень надеюсь, что это я его так приложил», — ехидно подумал Синак и тут же сделал пару шагов назад, испугавшись собственных мыслей. Почему-то в эту секунду он испытал давно забытый страх детства. Он боялся, что Соболев сейчас очнется, поймет, кто виноват в его конфузном поражении, и непременно побьет своего обидчика. Реджи всегда боялся ответственности за насилие, даже если силу он применял в отношении тех, кто обижал его. Но то были детские страхи, условные рефлексы, вбитые родителями с пеленок. Нельзя бить людей! Нельзя причинять живым существам вред! Нельзя отвечать злом на зло, болью на боль, силой на силу! Повзрослев же, Синак сделал несколько собственных выводов относительно текущего мироустройства, но так и не научился давать сдачи своим обидчикам. Впрочем, состояние громилы и озабоченность медиков явно намекали, что в данный момент Реджи нечего было опасаться.

Ошеломленный Синак перевел испуганный взгляд на Васильева — именно с ним он общался по рации, когда думал, что терпит бедствие. Каперанг же, уловив ход мыслей ученого, скромно пожал плечами, как бы говоря: «На меня не смотри, я действовал, как мог, во благо миссии». А затем отвел глаза и занялся своими делами.

Реджи вновь перевел взгляд на Касаткина, которого до этой секунды считал покойником, и уставился теперь на него. Адмирал все понял — спросить с этого дохлика уже ничего не выйдет. Собрав в кулак всю свою волю, он обратился к ученому:

— Значит так, доктор, если вам сейчас нечего мне доложить, — Касаткин говорил сквозь зубы, даже не пытаясь скрыть своей неприязни к Синаку, — потрудитесь не мешаться под ногами.

Синак растеряно пожал плечами. Адмирал был прав, сейчас он действительно ничем помочь экипажу не мог, поскольку сам ничего не помнил. Он даже не имел понятия, как оказался на мостике и что тут, собственно, происходило в последние несколько минут (а может, и часов).

Касаткин скрипнул зубами и отвернулся от Реджи. Какие бы между мужчинами ни сложились отношения, он сейчас не отказался бы от информации, способной пролить хоть