дома. Пропал. Мамочка боялась идти к полицейским из-за пистолета. И она ждала. Глупо было ждать. А через три дня папочка застрелился на скамейке в парке. Так нам сказали. Но тело нам не отдали. И оно лежало в холодильнике в морге. А потом все же отдали. Грустный папочка. Грустная мамочка. Все грустные. И тот трубач фальшиво играет…

Мальчик кивнул на одного из музыкантов господина Пруддса, его старшего сына, пухлощекого увальня, который, казалось, сейчас лопнет.

Джаспер что-то хотел сказать, но не успел. К ним подошел дядюшка Натаниэль.

- Здравствуй, Калеб,- сказал он.

- О, доктор Холодные Пальцы!

Доктор Доу никак не отреагировал на странное поведение мальчика.

- Как ты себя чувствуешь?- спросил он.

- Болит ли мое лицо?- искоса поглядел на доктора Калеб Мортон.- А если я скажу, что болит, вы улыбнетесь? Ну пожалуйста, одну-единственную улыбочку…

Джаспер понял: этот мальчик сумасшедший. Совсем спятил. От каждого его слова, от каждой гримасы по телу племянника доктора Доу пробегали мурашки.

- Мне очень жаль твоего отца,- сказал дядюшка.- Он так и не смог смириться с тем, что произошло…- Доктор поглядел на шрамы.

- Просто обожаю это лицемерие,- сквозь зубы процедил Калеб, и Джаспер вздрогнул – ему показалось, что говорит вовсе не мальчишка, а какое-то другое, взрослое и крайне злобное, существо.- Это же вы его убили, доктор.

- Я понимаю, ты сейчас винишь всех…

- Нет, только вас.

- Я не убивал твоего отца. Я просто вернул отрезанное лицо на место.

- Не просто, не просто!- мерзко завизжал Калеб Мортон, на что некоторые из джентльменов и дам возле могилы удивленно обернулись.

- Думаю, нам пора,- сказал доктор Доу сухо.- Я навещу тебя на неделе, погляжу, как твои швы. До встречи, Калеб.

И они ушли. Доктор двинулся к кэбу, Джаспер – за ним. В какой-то момент племянник доктора Доу не выдержал и обернулся. Мерзкий мальчишка на надгробном камне кривлялся им вслед.

Вскоре они сели в свой кэб и уехали, а Калеб Мортон разъяренно пробубнил:

- Глупый доктор… ненавижу его…

Похороны закончились, погребальный оркестр прекратил играть, и лишь младший сын господина Пруддса, Леопольд, еще пару раз дунул в свою трубу напоследок.

Участвовавшие в похоронах стали расходиться. Сестра проводила безутешную вдову к темно-серому экипажу, они забрались внутрь и остались там. Пришло время для мистера Дэрри и его сыновей. Они подошли к могиле, воткнули лопаты в землю и принялись засыпать гроб.

- Коп-коп, закопай – не раскопай, коп-коп, закопай – не раскопай…- цедил Калеб Мортон, наблюдая за работой гробокопателей.

Высокий человек в черном пальто, с поднятым воротником и в низко надвинутом на глаза цилиндре замер за спиной мальчика, словно длинная тень. Калеб даже не заметил, когда он подошел. Всего мгновение назад его не было, но вот он уже тут. Стоит, не шеве́лится.

- Коп-коп, гробик-гроб. Коп-коп…

- Пришло время,- сказал человек в черном низким тягучим голосом.

- Пришло время,- словно эхо, отозвался мальчик.- Здесь для всех пришло время. Ты только посмотри на эти славные могильные камни, Хозяин. Ты видишь их? Полночь-полночь-полночь-полночь! Кто из них когда умер? Никто не знает. Но для всех настала полночь.

- Ты понимаешь, о чем я,- раздраженно проговорил кукольник Гудвин.- Я сделал все, о чем мы договаривались. Все исполнил. Ты видишь? Они закапывают его. Теперь вы со своей новой мамочкой можете жить и прикидываться дальше. Ты – играть роль настоящего мальчика, а она – притворяться, что ее это устраивает. Я снова задаю тебе этот вопрос, Кобб. Где? Где улица Кошмаров? Где Министерство Тайных Дел?

Мальчик поглядел на него – этот злобный, пронзительный, нечеловеческий взгляд был так похож на взгляд деревянной куклы, которая много лет жила в лавке кукольника Гудвина, что язык не поворачивался назвать это притворяющееся ребенком существо Калебом Мортоном. Нет, это было как раз таки бездушное, зловредное маленькое чудовище по имени Малыш Кобб.

- Прости, Хозяин,- сказал он.- Я не понимаю, о чем ты.

- Не играй со мной, Кобб. У нас был уговор. Если уговором, конечно, можно назвать грязный шантаж и предательство своего любимого Хозяина. Ты потребовал, чтобы я сделал тебя настоящим мальчиком, дал тебе жизнь обычного ребенка. Ты получил, что хотел. Мой черед получить нужное мне. Говори! Что сказал Толстяк? Говори, проклятое полено!

- Уже нет! Не полено! Не нужно так злиться… Я скажу тебе все. Но сначала,- его губы расползлись в широкой самодовольной улыбке,- ты должен знать, что у меня теперь есть… кхм… гарантии…

- Какое мудрёное слово – «гарантии»,- с холодной яростью в голосе проговорил кукольник Гудвин.

- Ну да,- беззаботно ответил Малыш Кобб.- Я вообще-то очень поумнел.

- Мое терпение на исходе, недомерок… Что еще за гарантии тебе вдруг понадобились?

- Я тебя знаю, Хозяин. Ты обманешь. Ты заберешь меня и все испортишь, когда получишь то, что хочешь. Поэтому я поступил очень умно!

- Ты сделал что-то, что помешает мне убить твою новую мамочку прямо сейчас? Если нет, говори немедленно, иначе…

- Да! Я написал письмо! И я его спрятал хорошенько, это письмо. И знаешь что? Оно тут же отправится прямиком в Министерство, если со мной или с мамочкой случится что-то плохое. Понимаешь, Хозяин? Это очень опасное письмо. Потому что я знаю весь твой план – все, с самого начала! И весь твой план описан в этом вот письме.

- Ах ты, треклятая мерзость… Гадкий ворбургский паразит…

- Эй, не обзывай меня! Тебе все еще нужен адрес Министерства?- (ответом ему стало рычание из-под воротника пальто).- Толстяк не сказал, где оно находится, Хозяин. У него был только адрес почтового ящика.

- Назови его.

- Если ты хочешь написать письмо, то нужно в графе «адресат» указать: «мистеру Тоно Кигни Ниммеру. Штормовой переулок, 1137. Набережные. Габен».

- Значит, какой-то Инкогнито Ниммер с Набережных.

- Нет же, Тоно Кигни Ниммер!- возмущенно проговорил мальчик.

Кукольник Гудвин покачал головой – он считал, что ему виднее…

- Код. Мне нужен код к министерскому маяку.

- Ах, код…- Малыш Кобб усмехнулся.- Я не могу его назвать. Я его не запомнил.

Если бы молчание могло убивать, мальчика, сидевшего на надгробном камне, сейчас бы начало ломать, скрючивать и рвать, и его тело превратилось бы в комок из плоти