начинается другая. В разделяющем их узком, глубоком ущелье бешеная горная река ревет, стучит камнями, швыряется обломками деревьев, а затем щедро выплескивает свои воды в долину Пунчха. Через шумную реку был перекинут деревянный мост. По обе стороны реки и раскинулась деревня Чханджал. Там, где течет вода, зеленеют обычно рисовые поля, ютятся хижины крестьян. Это мир, в котором царствуют плуг мужчины и любовь женщины, звонкий смех детей, — мир, в котором земля, вода и любовь сливаются в единое целое, прекрасное своей гармонией.

Жизнь Джары и Джари протекала в полном соответствии с законами этого мира. Водяная мельница Джары стояла по одну сторону реки. Там, в маленьком домике, и жил молодой мельник со стариками родителями. По другую сторону реки Джари пасла отцовский скот. Деревянный мост соединял обе половины деревни; путники и проводники караванов, шедшие из Пунчха в Алиабад-Рори, благословляли этот славный широкий мост. Каждый вечер по обе его стороны останавливались на ночлег караваны и шумными таборами располагались у воды. Проезжие мололи на мельнице зерно, покупали у отца Джари молоко коров и буйволиц. Поставив на голову кувшин с молоком, Джари направлялась к путникам, остановившимся на другом берегу реки, потом снова шла через мост, возвращаясь домой. По нескольку раз в день проходила она мимо дома Джары. Мельник же с утра до вечера разносил в огромных козьих мехах муку для проезжих. Молодые люди часто встречались, всякий раз приветливо улыбались, и только. Но видеться еще не значит знать друг друга.

Джара и Джари были самыми обыкновенными людьми. Ни в лице, ни во взгляде, ни в походке смуглянки Джари не было ничего особенного. Целыми днями, с утра до ночи, она пасла отцовское стадо: овец, коз, коров и буйволиц. В полдень она пригоняла своих питомцев к большой чинаре, росшей на берегу реки, удобно устраивалась в прохладной тени и, обняв козленка или барашка, мирно засыпала, а если сон не приходил, запевала песню. Она пела те же песни, которые днем и вечером можно услышать от многих женщин-горянок. Еще задолго до Джари эти песни напевала ее мать, которая переняла их от своей матери, а та — от своей… Джари в них ни слова не добавила. Песни древние, как горы, привычные, как клочок родного поля. Джара слышал их из уст сотен девушек. И как ни были они хороши, ничем особенным не отличались. Да и сам Джара — разве он был похож на Юсуфа?[37] Грубое, словно вытесанное топором лицо, смуглая кожа… К тому же эта дурацкая привычка смеяться без причины… Руки у Джары были огромные, широкие, будто сплюснутые, ноги поросли густыми жесткими волосами; ходил он вразвалку, словно утка. Ему ничего не стоило перетащить на голове через мост мех с мукой весом в полтора мана. Но и это не было его исключительным качеством: тысячи горцев переносят и не такие тяжести. Поэтому Джари и в голову не приходило, что в мельнике есть что-то особенное. Нет, ничем он не отличался от других.

Но вот однажды утром с девушкой произошло нечто необычайное. Ведь рано или поздно в жизни самого заурядного человека наступает утро чудес. Правда, началось это утро точно так же, как и многие другие. Та же была деревня, тот же дом. Из хлева, как всегда, доносилось мычание коров и буйволиц… На рассвете Джари вскочила с постели, привычным движением сунула руки в мех и обнаружила, что в доме нет ни горстки муки. Тогда она насыпала в другой мех кукурузы и, несмотря на ранний час, собралась идти на мельницу. Что еще ей оставалось делать? Ведь, если бы она сначала занялась скотом, когда же поспел бы завтрак? Покосившись на спящего отца, девушка на цыпочках выскользнула за дверь и побежала к мосту.

Занималось утро, самое обычное, точь-в-точь такое же, как сотни, тысячи и десятки тысяч других. Как и всегда, незаметно рассеивался предутренний сумрак; такой же знакомой была дорога; так же шуршала река; как обычно, влажными от росы были доски моста. Некоторые из них — двадцать вторая, двадцать седьмая и за ней все до тридцатой — расшатались и при каждом шаге угрожающе прогибались. Девушке вечно казалось, что еще миг — и она упадет в реку. Но кто знает, с каких пор шатались эти доски, а никогда еще никто не проваливался.

Джари всегда старательно считала доски и на расшатанные ступала осторожно; сегодня она не стала считать — ноги сами пружинили в опасных местах. Шаги ее все ускорялись, ноги смело вели счет доскам, и те лишь едва заметно дрожали. Но Джари и не почувствовала перемены в походке, ведь это утро было таким же, как и другие, и все-все оставалось по-старому.

Девушка миновала мост и подошла к мельнице. И тут она увидела, что мельница не работает. Открыв постав, Джара старательно постукивал внутри молотком по зубилу. Услышав шаги, он поднял глаза и сразу же снова углубился в работу.

— Мне бы кукурузу смолоть… — заикнулась Джари.

— Ну и что?

— Пусти мельницу.

— Как же, пущу! Не видишь разве, что я исправляю зубья? Подожди немного.

— Но я не могу ждать… Мне надо скорее…

— Десять лет слышу одно и то же! — перебил ее Джара. — Хоть бы раз кто-нибудь сказал: «Время терпит, не спеши, друг, успеешь намолоть мне муки…»

И довольный столь ловким ответом, Джара прыснул.

— Ты смеешься надо мной! — с досадой заметила девушка.

— Да что ты! Это у меня привычка такая — смеяться без причины. Разве ты не знала? — И парень расхохотался еще громче.

У Джари в глазах потемнело от гнева, но пришлось смолчать: как ни сердись, а зерно смолоть все равно надо — другой мельницы поблизости нет.

Джара спокойно продолжал постукивать молотком. Удары, сливаясь с шумом воды, глухо отдавались в ушах Джари.

— Когда же я вернусь с мукой? — не выдержав, взмолилась девушка. Теперь ее голос звучал более решительно, в нем ясно слышались нетерпеливые нотки. — Когда я испеку хлеб? Когда погоню в поле скот? Соседи небось уже давно выгнали свою скотину…

Воинственный тон и почти детский голосок… Джаре вдруг стало жаль девушку. Он отложил молоток и стал протирать жернова, чтобы в муку не попали мелкие камушки, а Джари усердно помогала мельнику. Вскоре порядок был наведен, оставалось лишь повернуть верхний жернов и поставить его на нижний. Джари и тут вызвалась помогать.

— Отойди, я сам все сделаю, — сказал мельник.

— Я же хочу помочь…

— Ну ладно, тогда подержи-ка вот тут.

Как пушинку, подхватил мельник