Катя долго молчала, а потом, попросив у Степы сигарету (от вонючей «родопины» у нее сразу закружилась голова), спросила:

– Степан Петрович, позвольте и я задам вам вопрос, раз уж у нас такой разговор пошел откровенный…

– Спрашивайте, – кивнул Марков. – Если это не будет касаться интересов службы, отвечу вам честно…

– Я о вас и о вашем отделе кое-что слышала… Неужели вы всерьез верите в то, что государство сейчас действительно ведет борьбу с так называемой «мафией»? Скажу точнее – не ведет, а хочет вести?..

Степа вздохнул и загасил свой окурок в пепельнице:

– Я, Екатерина Дмитриевна, за всю Россию страдать не умею, о себе лично – скажу. Я делаю все, что могу, чтобы сломить ту систему, которую налаживает в Питере Антибиотик, и я не один такой.

Катя внимательно посмотрела Степану в глаза и покачала головой:

– Вы – симпатичный и, видимо, искренний человек… Мне просто страшно за вас…

Марков усмехнулся:

– Давайте все-таки от моей скромной особы перейдем к вашим проблемам…

Катерина решительно тряхнула головой:

– А у меня нет проблем, Степан Петрович. То, что я сюда попала, – что ж, сказано в Библии: время разбрасывать камни, время – собирать… Но при всем моем уважении к вам говорить я ничего не буду. Я ведь, в отличие от вас, в государство не верю, а с моим делом – решайте сами. Согласно существующему законодательству, если сможете, конечно.

Марков помолчал, потом кивнул, поняв бесполезность своих попыток:

– Что ж… Как хотите. Очень жаль, что разговора не получилось.

– Что поделать, – ответила Катя. – Храни вас Бог.

Утром следующего дня ее перевели в «Кресты». Адвокат принес по ее просьбе самоучитель испанского языка, и Катя постоянно листала его в камере, где, кроме нее, сидели еще пять женщин. Она шептала про себя испанские слова, заставляя мозг отключаться от всего остального, чтобы не скатиться в безвольное отчаяние. От Антибиотика и Сергея по-прежнему не было никаких вестей.

На третий день ее пребывания в «Крестах» кто-то бросил ей в «кормушку» короткую записку. Подписи не было, но Катя обмерла, сразу узнав твердый почерк Олега. В записке была всего пара строк: «Катенок, что случилось? Почему ты здесь? Что тебе нужно? Все будет хорошо, ничего не бойся. Люблю. Вечером напиши ответ – придет человек из библиотеки». До вечера Катерина промучилась физически: ее тошнило, бил озноб. Когда наконец пришла в камеру немолодая контролерша и строго спросила, будут ли заявки в библиотеку, Катя молча сунула ей крохотный обрывок бумаги, на котором написала: «Достоевский. Преступление и наказание. Я ничего не знаю. Нужно спросить обо всем В. П.». Контролерша ушла, а Катерина всю ночь не сомкнула глаз, задыхаясь в душной камере.

Прошел еще день, и ее пригласили в «допросный коридор» на беседу с адвокатом. Адвокат долго щелкал замками портфеля, а потом сказал, пряча глаза:

– С вами тут побеседовать хотят…

И быстро вышел из кабинета. Катя удивленно проводила его взглядом и вдруг замерла, оцепенев от удивления и страха: в камеру неспешно и вальяжно вошел Антибиотик.

– Здравствуй, Катерина, давай поговорим. Как ты тут?

– Нормально, – еле выдавила из себя Катя. Только теперь она поверила в то, что в «Крестах», как говорили, возможно все.

Виктор Палыч видел ее растерянность и был доволен произведенным эффектом. За прошедшие дни он так и не пришел к каким-то определенным выводам о причинах происшедшего, а принимать решение было необходимо. Личный разговор с Катей мог внести какую-то ясность.

– Можешь говорить спокойно, – махнул рукой Виктор Палыч. – Здесь нас никто не слушает, но времени у нас мало. Ты ответь мне, что произошло? Откуда у тебя «благородный» оказался? Давно на него подсела?

Катя собралась с духом и словно вошла в ледяную воду, начав отвечать. Она приняла решение валить все на Танцора – он мертв и ничего уже не сможет возразить.

– Бес попутал, Виктор Палыч… Это не я подсела, это Саша-Танцор… У него давно проблемы начались, он скрывал, а без порошка уже не мог… Когда мы с ним в Сибирь летали – я и узнала… Он боялся, что это выплывет, и тогда вы его из коллектива выгоните… Я его хотела к врачам свести, только времени удобного ждала, чтобы по-тихому… А пока – помогала ему, он сам покупать боялся – чтобы не засветиться, мне было проще… Виновата я, но, думала, лучше пусть он из моих рук возьмет, чем кто-то другой его снабжать начнет… После стрелки ему отдать хотела, у него ломки начинались…

Антибиотик помолчал, потом кивнул.

– Допустим. Где зелье брала?

Катя пожала плечами:

– Когда где… На Некрасовском, в «Невских мелодиях»… Кто же знал, что так все обернется. Дура я, дура…

– Как паспорт в сумке оказался? Зачем ксива с тобой была?

– Перепрятать хотела, да вот не успела… Одно на другое наложилось.

– Крутовато наложилось, – хмыкнул Антибиотик. Морщины на его лице чуть разгладились: то, что говорила Катерина, было похоже на правду. – Наркоту отбить тяжело…

Катя только вздохнула в ответ.

– Ладно, – встал Антибиотик. – Не обижают тут тебя?

Катя помотала головой.

– С продуктами помогу, – сказал Виктор Палыч, подходя к двери. – Одежонку кой-какую пришлем поудобнее, книги и журналы… С остальным – не знаю… Наломала ты дров. Всех подвела. Какие-то еще просьбы будут?

Катя вдруг неожиданно для себя прижала руки к груди и выпалила:

– Да… Я виновата, знаю… Я… Можно мне с Сережей повидаться?

Антибиотик еле заметно усмехнулся:

– Посмотрим. Он приболел сейчас. Как врачи решат – может, и устроим.

– Что с ним? – вскочила со стула Катерина.

– Да ничего особенного. Мусора немного ногами попинали – правила дорожные нарушил твой Сережа… За него – не переживай, о себе лучше волнуйся… Ладно, что говорить, не ожидал я от тебя, Катерина…

Виктор Палыч укоризненно покачал головой и вышел, но Катя шестым женским чувством успела понять, что уходит Антибиотик с улучшившимся настроением. Значит, ее версия сработала. Во всяком случае – пока.

Катерина не знала, что по приказу Антибиотика его люди в тот же вечер перевернули все вверх дном на квартире, где жил покойный Танцор, и действительно нашли в тайнике маленький пакетик с кокаином. Это подтвердило версию Кати, и Антибиотик немного расслабился. Катя не могла этого знать, но в эту ночь она впервые заснула глубоко и спокойно и не просыпалась до самого утра. Самое интересное, что Челищев, продолжая терзаться в больничной палате, словно приговоренный к смерти, тоже вдруг почувствовал некоторое облегчение, как будто отвернулась от него подошедшая совсем близко костлявая…

У Антибиотика, конечно, еще оставались вопросы. Было непонятно, как все-таки время и место стрелки срубили мусора, но он все больше и больше склонялся к мысли о том, что эта информация ушла в ОРБ от Ноиля. Не случайно ведь и сам покойник, и его люди, как оказалось, были на стрелке без оружия…