парень не поставит его в неловкое положение и не спросит о том, о чем ему знать не следует.

Наконец чувство вины за игнорирование звонков пересилило страх говорить с ним. Заполучив от Джоан номер телефона, он позвонил Меллу в щекотливой надежде, что ему не ответят и он получит отсрочку.

Но трубку подняли после первых же гудков. Саша мог почти услышать, как рухнули его надежды.

– Саша! Привет. Я так рад, что ты перезвонил. Прости, я мог показаться навязчивым…

– Ну что ты! Всего лишь семь звонков за последние пять дней.

Смешок Мелла, к его собственному удивлению, почти заставил его улыбнуться.

– Как ты… Как себя чувствуешь? Знаю, глупый вопрос, нам всем сейчас плохо. Но… Мне бы хотелось помочь тебе, если нужно. Просто если что-то понадобится, я рядом.

– Я хочу побыть один в эти дни. Мне необходимо все обдумать.

– Понимаю. Мне просто хотелось убедиться в том, что…

– Да, у меня полно дел, поэтому я хотел попросить тебя больше не звонить мне по пустякам.

– Пустякам? – переспросил Мелл после пары секунд молчания. – Но ты же устал.

– Увы, я отдохну еще нескоро.

– Ты вообще умеешь это делать?

– Хм, спать? Много ума не надо.

– Отдых – это не всегда сон. Ты же понимаешь, что с таким режимом к восемнадцати годам заработаешь проблемы со здоровьем?

– Меня смущает то, что ты пытаешься меня поучать, – заметил Саша безучастным тоном.

– Нет, вовсе нет, – растерялся Мелл. – Прости. Я не указываю, просто… хотелось бы, чтобы ты избежал проблем из-за этого. Тебе нужно заботиться о себе.

– Я… – Саша потупил взгляд. Ответ все никак не приходил в голову. Что можно было ответить на такое доброжелательное напоминание? – Ладно. Как-нибудь потом. Мне нужно идти.

– Рад был поговорить с тобой. Серьезно, отдохни. Иначе выгоришь.

– Буду иметь в виду.

Мелл что-то начал отвечать, когда услышал череду грустных гудков.

Он взглянул на экран телефона. Звонок был завершен.

– Ну что? Договорил наконец? – послышалось в наушниках. – Первое правило игромана: не отвлекаться на звонки во время важной игры, в том числе и тренировочной, особенно если матч через три дня! Даже если звонят родители, даже если звонят из НАСА, чтобы сказать, что на Землю летит гигантский астероид и что мы все умрем. Кто, ради всего святого, должен звонить, чтобы ты мгновенно вылетал из игры? Папа Римский?

– Хватит, – ответил ему кто-то на линии. – Будь с ним помягче, в конце концов.

Тяжелый вздох.

– Ладно, прости. Я нервничаю, блин. Нам играть через три дня, на кону пятьдесят тысяч долларов. Это по десятке каждому. Не хотелось бы их терять.

Мелл молча отложил телефон и надел наушники. Всю оставшуюся игру он провел в молчании, изредка переписываясь в общем чате.

Как странно было сидеть за компьютером и играть спустя пять дней после гибели сестры! Несмотря на скорбь по ней, он страшился больше не того, что случилось, а того, что будет теперь. Лавиния с отцом пребывали в трауре, и в нем должны были пробыть не менее трех месяцев. Меллу же никому и в голову не пришло сообщить о том, что отныне они не могут себе позволить ни пышных мероприятий, ни празднований, ни участия в светской жизни, если только речь шла не о благотворительности или поминках. Почему-то считалось, что Меллу все это простительно, но он не то чтобы радовался этому факту. Он знал, как тяжелы оковы монархов, но хотел бы примерить их хоть на денек не столько из любопытства, сколько из желания быть равным своей семье. Теперь же из настоящих Норфолков в ней осталась одна Лавиния. К отцу относились не хуже, чем к ней, ведь он ее муж и кто знает, быть может, однажды они родят общего ребенка, но к Меллу отношение было не лучше, чем к бастарду, и он не всегда мог услышать в отношении себя «Ваше Высочество». Как монарх он себя не вел, правила этикета не соблюдал, а даже если и учил, то обязательно забывал, и для светских бесед был туповат. Прослыв однажды деревенщиной в светских кругах, он уже не мог избавиться от этого клейма. Никто в открытую не выказывал ему неуважение, но и истинное почтение он видел далеко не у каждого.

Саша же выделялся на фоне всех богачей тем, что был грубым и слишком красноречивым со всеми без разбора независимо от их происхождения. Он плевать хотел, кто перед ним: монарх или горничная. Если человек ему не понравился, он не упускал возможности намекнуть или заявить об этом напрямую, а если, напротив, впечатлил, принц не умалчивал и об этом. Вот уж кто вел себя с ним по-настоящему, и Меллу эта честность симпатизировала. Но с каждым новым разговором он стал понимать, что ему мало. Хотелось больше общения. Больше встреч. Узнать наконец, каков Саша на самом деле. Мелл чувствовал, что вопреки распространенному мнению за холодностью и отстраненностью германского принца скрывалась большая добрая душа, способная и на ласку, и на щедрость, и на неприкрытую похвалу, и даже на любовь, ведь бывали моменты, когда они появлялись, а на деле Саша сам не замечал, как «дает слабину» – так бы он это описал. Но Меллу не хватало этих нечастых вспышек. Увидеть бы все это еще хоть на пару секунд.

Вечером следующего дня он подключился к трансляции новостей на германском канале. Вот Саша в больнице, разговаривает на немецком с маленькой пациенткой – беженкой из Куксхафена. Как забавно, лишь сейчас Мелл осознал, что еще не слышал, как Саша говорит на родном языке. Вот монарх уже в многоквартирном доме, выделенном для беженцев, интересуется у женщины, покачивающей своего малыша, хороши ли условия их временного пребывания. Да, хороши. Пособия высокие, на качественные продукты и одежду хватает, и в доме очень тепло. И в завершение – встреча в кабинете основателя благотворительного фонда, чье название почему-то вылетело из головы сразу, как только показали Сашу крупным планом за просмотром отчетов на планшете. Он интересуется, сколько операций для пострадавших было оплачено в октябре, уменьшились ли пожертвования с начала войны, слушает отчет.

У Мелла не оставалось сомнений в том, что все это было тщательно организовано, а беженцы – заранее подобраны и проинструктированы. Да и Саша, где нужно, позволял себе вымученные улыбки и шутки. Но еще кое-что было несомненно – глубокая печаль в его глазах. Ее было не подделать.

42. Его победа

Второе ноября.

Из-за общественного давления международный уголовный суд в Гааге был вынужден перенести заседание на месяц раньше и назначить его на четырнадцатое ноября.

Сигард Мейджерс заканчивал расследование, и не было сомнений, что все материалы будут собраны к нужной дате, но внезапно выяснилось, что они рискуют потерять важного свидетеля.

– Без него вероятность того, что мы