— И вправду странная, — теперь она смотрела поверх него. — Я тут гадала по-своему, все пыталась узнать, что же там случилось. Ничего не вышло. Беспомощна я против того, что произошло. — Выпрямилась и сказала почти весело: — Ну, зачем мы все о грустном? Прожитые дни никто у нас не отнимет.

IV

Черные месяцы не обязательно темные и мрачные. Напротив, они могут быть наполнены бездельем и удовольствиями. И в самом деле, летние труды закончены, а нынешней зимой выдалось много солнечных дней. Предстояло несколько мелких праздников, а потом и большой — зимнее равноденствие. Грациллоний и Верания удивляли слуг, частенько оставаясь в постели допоздна.

В комнате горели две свечи. Она переняла у него эту привычку, к которой он приучился в Исе. Обходились без медника: ведь на улице не слишком холодно, а дом у них теплый. Он чувствовал сладкий запах ее пота.

Верания села на скомканной простыне и потянулась за лежавшей на столе булочкой с изюмом, отломила кусок и протянула ему.

— Возьми, — предложила она.

— Спасибо, я пока не голоден.

— Ешь, набирайся сил. Они тебе понадобятся.

Он откусил из ее рук.

— Как, опять? — удивился он. — А все считают тебя такой скромной.

Она сморщила нос:

— Ха, не так-то хорошо ты знаешь женщин, как тебе кажется. В Арморике мне все завидуют.

Она склонилась над его подушкой, и волосы ее укрыли их, словно занавеской. Он взял ее за грудь, и тут же закапало молоко. Удивительно, как такая тоненькая женщина более года кормила ребенка. Может, поэтому она и не беременела больше. Оба они надеялись, что причина только в этом. И нельзя сказать, чтобы они не старались, во всяком случае с тех пор, как он оправился от горя.

Свободная рука ее беззастенчиво нырнула под одеяло.

— Ну-ну, — засмеялась она.

— Ох, дай отдохнуть.

Она подняла брови:

— Если ты устал, можешь здесь и оставаться…

— Нет-нет. Как можно устать с такой, как ты? Да я скорее в пыль рассыплюсь. — Он обнял ее за нежные лопатки.

— А что бы сказали люди, знай они, как этот грубый жесткий Грациллоний любит обниматься и как хорошо у него это получается? Как удачно, что и я это люблю.

— Да, у тебя это здорово получается.

Она прижалась губами к его рту и зарычала:

— Р-р-р.

В дверь забарабанили.

— Какого черта? — заворчал он.

Стучали изо всех сил. Слуги никогда бы себе этого не позволили.

— Иду! — крикнул он. Он чувствовал злость из-за того, что помешали, какая бы ни была тому причина.

Верания натянула простыню до подбородка. Грациллоний и не подумал прикрыться. За дверью, разумеется, был мужчина: женщина не могла так сильно стучать. Грациллоний открыл дверь.

В коридоре стоял Саломон. На нем была одна туника, он даже сандалии не застегнул. Должно быть, скинул тапочки и побежал. Он и сейчас не мог отдышаться. Плечи сотрясались от рыданий, из глаз бежали слезы.

— Отец умер, — всхлипнул он.

* * *

Ясное, великолепное звездное небо выгнулось над городом. В руках у Саломона был фонарь. Он взял его у Грациллония, так как свой захватить не догадался. Пока бежал к ним, в кровь исцарапал ноги. То там, то тут встречались им горевшее окно или одинокий пешеход, но выйдя из Конфлюэнта, они остались совершенно одни. Лишь звучали их неровные шаги да тихонько пела речная вода.

— Мы только кончили завтракать, — говорил Саломон. Голос его звучал безжизненно. Дыхание поднималось прозрачной струйкой. — Вчера вечером к нам приходил курьер, а отец был в это время в церкви. Вернулся, когда мы с матерью уже спали, поэтому ничего ему не сказали. А утром, — только услышал, — сразу же послал за ним. «Конечно, — подумал Грациллоний. Апулей вставал рано и немедленно принимался за дела».

— Курьера в гостинице не оказалось: он ночевал у знакомых, так что нашли его не сразу. Отец начал сердиться. Вы же знаете, он, когда сердился, голоса никогда не повышал, но глотал слова. Мне показалось, он нервничает по пустякам. Последние дни он чувствовал себя неважно, хотя и не говорил об этом. Если же жаловался на боль, то можно было не сомневаться, что так оно и есть. Ну вот, когда курьер принес ему письмо от губернатора, отец открыл его и стал читать возле окна. Я увидел, что он нахмурился и сжал губы, а потом колени у него подогнулись, и он упал. При падении ударился головой, не слишком сильно, чуть оцарапался, но лежал, задыхаясь. Быстрые такие вздохи, тяжелые, а потом стал дышать все реже, и глаза закатились. Пульс только бился на шее, как в лихорадке. Мы сбежались, пытались помочь, хотели уложить его на кровать. Мама послала за врачом, а он вдруг перестал дышать, и пульс уже не бился.

— А что было в том письме? — Грациллоний не знал, о чем еще спросить.

— Да какая разница? — закричал Саломон. — Ведь отец умер!

Верания очень крепко схватила мужа за руку.

* * *

В доме повсюду горели лампы и свечи. Ровинда распорядилась, чтобы Апулея уложили на кушетку и прикрыли одеялом. Она сама закрыла ему глаза и стерла с губ пену. Когда в дом вошла Верания с Грациллонием и Саломоном, быстро прикрыла лицо мужа простыней.

— Мама, я хочу на него посмотреть! — Верания по-детски недоумевала.

— Подожди немного, моя милая, — ответила женщина.

«Она хочет, чтобы разгладилась предсмертная гримаса и лицо утратило бы выражение, — подумал Грациллоний. — Но и позже, когда появятся трупные пятна, смотреть ни к чему».

Верания упала в материнские объятия. Саломон отошел в сторону и стоял неподвижно. Врач взял Грациллония за рукав. Отошли в угол.

— Бог, должно быть, любил его, — тихо сказал врач. — Он, конечно же, того заслуживает. Скорее всего, он вообще ничего не почувствовал.

— Но ведь это жестокий удар для семьи, — возразил Грациллоний, тоже шепотом. — Без всякого предупреждения. Закончить разом вот так.

— Божья воля.

Грациллоний рубанул рукой воздух. Потом опомнился. Кто он такой, чтобы осуждать Бога? Значит, Апулея ждали на Небесах. Казалось бы, родные и друзья должны были за него только порадоваться. Отчего это невозможно?

— Я распоряжусь, — сказал Грациллоний. — Благодарю вас за участие. Ровинда — мужественная женщина. Она справится.

Ровинда и Верания тихо о чем-то говорили. Мать подозвала к себе Саломона. Грациллония это царапнуло, но Верания ласково посмотрела на него, и он успокоился. Все естественно: им нужно побыть втроем.

Он осмотрелся и увидел две связанные друг с другом восковые дощечки. Видимо, кто-то их поднял и положил на стол. Депеша. Грациллоний подошел и стал читать. Он увидел ужас в глазах Верании, заметившей это, и одобряюще ей улыбнулся. Хотя ничего хорошего от письма он не ждал, не могло же оно убить Апулея.