В другие дни я, собрав последние силы, выбиралась на свежий воздух и под порывами ледяного ветра вспоминала, как теплые руки мужа в один миг прогоняли все ужасы мира. А еще – холодные глаза брата, когда он смотрел на тонущих людей в доспехах, и осознавала, что Калигула больше не то дитя Германика, которого я помнила все эти годы. Значит, возможно, Виниций прав. А я так одинока на этом свете, что без мужа не выживу. В такие дни в глубине души – на виду у богов и сгорая от стыда – я молилась о смерти брата, которая освободит меня и позволит вернуться к Виницию.

Это было пыткой. Каждый следующий день приносил с собой новые надежды и кошмары, и я все глубже погружалась в голод и безумие. Сон превратился в редкого, мимолетного, незваного гостя. От нервов и страха, а также от недоедания и усталости случались приступы тошноты.

Судно появилось, когда море было еще неспокойным, а остров покрывала белая корка изморози. Заметив его на северном горизонте, я затаила дыхание. Очевидно, оно везло дурные вести, как бы ни повернулись события. Либо меня освободят, но брата больше нет в живых, либо Калигула цел, а меня известят о казни мужа. Пока судно двигалось к острову, сердце прыгало вместе с кормой на высоких волнах. Вот если бы можно было развернуть бирему и прожить еще хотя бы день, имея и брата, и мужа! Но такие чудеса мне были неподвластны. И это к лучшему, учитывая, как тяжело мне дался этот месяц ожидания.

Я не могла усидеть на вилле. Хотелось узнать все как можно скорее, поэтому я схватила накидку, сунула ноги в туфли, попрощалась с тенью матери и поспешила в деревню, где находилась единственная пристань. Всего лишь второй раз за все время я пересекала остров; первый раз был, когда меня привезли сюда годом ранее. На острове находились еще три виллы, и только на одной из них – на восточном берегу, рядом с деревней – жили постоянно. Между ними рассыпалась горстка ферм. Поскольку на Пандатарии нет источников, тут и там виднелись утопленные в каменистую почву цистерны для сбора дождевой воды. Все это я отмечала на пути к пристани, взгляд перескакивал с предмета на предмет, не в состоянии удержаться на чем-то дольше чем на мгновение.

В деревню я ступила в тот самый миг, когда бирема подошла к пристани.

Прерывисто дыша, я смотрела, как на берег высаживаются преторианцы. Виниция среди них не было, и при виде префекта претория Луция Аррунция Стеллы я с тяжелым сердцем и странным душевным подъемом сделала вывод, что заговор раскрыт. Виниций не смог за мной приехать, и брат прислал своего верного префекта сообщить мне об этом и, возможно, казнить. Не мог же Калигула не заподозрить, что я участвовала и в этом заговоре.

Что ж, я умру как настоящая матрона Рима, а не как трусливый, хныкающий сенатор. Я выпрямилась и стала ждать приближения Стеллы.

– Госпожа Юлия Ливилла, давно мы не виделись, – сказал он.

Давно. Я молчала, превратившись в мраморную статую римской матроны, готовой принять свою судьбу.

– Госпожа, прошу взойти на борт. Или тебе нужно что-то забрать с виллы?

Я чуть не потеряла сознание. Что же там произошло? Если мой брат погиб, тогда за мной приехал бы Виниций. Но его нет, а меня тем не менее вроде бы освобождают?

– Расскажи мне все.

– Обязательно, госпожа, но не сейчас. У нас нет времени. Сам я не моряк, но триерарх говорит, что здешние зимние течения коварны и нам следует немедленно отплывать обратно в Остию, если мы хотим избежать задержки и опасностей.

Все еще дрожа, плохо соображая, я спустилась к пирсу.

– На вилле у меня ничего нет, – сказала я. – Просто забери меня отсюда.

Наутро после ночевки в Анциуме, всего в ста шагах от того места, где семь лет назад мы с Виницием сочетались браком, Стелла поведал мне всю печальную историю. Целый день потом, пока мы плыли в направлении Остии и Рима, я проигрывала ее в голове снова и снова. Меня очень пугало ее сходство с моими кошмарами. Как ни странно, та ночь в Анциуме стала первой за долгие месяцы, когда я смогла спокойно поспать. В Остии мы пересели на узкое речное судно, и оно заскользило вверх по течению к столице империи.

В февральские календы я высадилась в доке речного порта Рима. Тошнота подступала к горлу, и не морская болезнь была тому виной. Много месяцев я мечтала уехать с Пандатарии, а теперь, вновь ступив на мостовую Рима, тосковала по своей тюрьме, где можно было оставаться в неведении. На самом деле я предпочла бы оказаться где угодно, только не здесь.

Мы пошли пешком. В порту меня ждал паланкин, но я отмахнулась от носильщиков. Все-таки я в Риме. Хотелось ощутить под ногами истертые, потрескавшиеся булыжники. Я хотела пить запахи и звуки. А еще… убежать. Но не могла. Рассказа недостаточно. Мне необходимо было увидеть все своими глазами. А до тех пор все эти события – лишь слова. Ничего этого для меня пока не случилось.

В сопровождении преторианцев, наступающих мне на пятки, мы миновали Велабр и двинулись по Этрусской улице к Форуму. По левую руку впереди виднелись высокие храмы на Капитолии, а справа – крутой склон Палатина. На вершине древнего холма, с восточного края, протянулся дворец императора. Стелла предложил короткий путь по Лестнице Кака, ведущий от подножия прямо к Большому цирку, но я отказалась. Мне нужен был длинный окольный путь. Но какая ирония: свое самое первое путешествие по Риму, еще младенцем на руках у матери, я совершила почти по такому же маршруту. Мои глаза непроизвольно стали искать радугу. Казалось, что и она должна появиться здесь, но нет: боги изгнали из моего мира все краски. Все, кроме багрянца разлитой крови.

Вот осталась позади базилика Юлия, и мы оказались на площади Форума. Новая постройка моего брата обрела завершенность: она поднималась от фронтона храма Диоскуров и по дуге заходила на мост внушительных размеров, чтобы встретиться с просторной крытой галереей дворца. Эта величественная конструкция стала новой доминантой Форума. Мне было странно, что я вижу ее впервые. Но все правильно: ведь в последний раз я была на Форуме полтора года назад. В остальном великая площадь не изменилась.

Если не считать общего настроения. Люди на Форуме выглядели подавленными и несчастными.

Пройдя под большим мостом и нырнув под широкую арку, мы вышли на Новую дорогу, стиснутую рядами лавочек. В те годы, когда мы жили там в качестве любимых сестер славного золотого принца, тут всегда бурлила жизнь и шумело веселье. Теперь улица напоминала мавзолей. Пока я шла по ней, она смотрела на меня бельмами мертвых окон.

И вдруг я увидела нечто, что заставило меня замереть, не чувствуя под собою ног.

Посреди мостовой стоял Виниций в окружении преторианцев.

Я была совершенно сбита с толку. Его охраняет та же элитная гвардия, которая охраняла моего брата? Или он арестован? Правда, большой разницы тут нет, поскольку преторианцы поднимали на императора меч не реже, чем на его врагов… Ответ на свой вопрос я получила, когда супруг сделал шаг вперед, а преторианцы остались стоять на месте. На муже были дорогие, но строгие одежды. От зимнего холода его оберегала накидка, а лицо скрывала тоскливая маска вины. Во мне кипела ненависть к нему. Меня охватило желание броситься ему навстречу и утонуть в его объятиях. Но теперь это объятия убийцы, вот почему они стали мне отвратительны, как бы ни любила я сердце, что управляло ими.