агрегаторы финансовой информации наряду с кредитными бюро, несмотря на саботаж банков, превращаются в ключевых инфраструктурных игроков кредитного рынка.

В 2019 г. в России официально действовали 13 бюро кредитных историй (БКИ), в которых хранилось более 300 млн записей. Подготовленная Банком России реформа этой сферы[249] предполагает:

1. Внедрение механизмов повышения точности идентификации субъектов кредитной истории за счет присвоения всем сделкам уникальных идентификаторов и наделения Банка России полномочиями по обмену информацией с федеральными органами исполнительной власти (ФОИВ): МВД России, Пенсионным фондом РФ и т. д., – с целью выверки титульных частей кредитных историй.

2. Уточнение порядка формирования сведений о кредитных историях, включая порядок направления информации в БКИ в целях исключения «разрывов» в кредитной истории при уступке долга или введении временной администрации, при осуществлении секьюритизации, в том числе установление права ипотечных агентов и уполномоченных ими кредитных организаций передавать информацию в БКИ, а также установление обязательных контрольных (проверочных) соотношений для минимизации ошибок.

3. Уточнение состава сведений о кредитных историях: включение сведений о сумме и дате очередного платежа, сумме минимального платежа по банковской карте, длительности беспроцентного периода, среднемесячном платеже, цели займа; уточнение перечня сделок, информация по которым должна направляться в БКИ (овердрафт), источников формирования кредитной истории и т. д.

4. Обеспечение условий для расчета совокупной долговой (платежной) нагрузки: создание института квалифицированных БКИ, на которые будут возложены обязанности по агрегации сведений о платежной нагрузке; установление Банком России порядка расчета и предоставления сведений о совокупной платежной нагрузке (единые форматы и условия взаимодействия между БКИ, между БКИ и пользователями, требования к API) и среднерыночной стоимости кредитного отчета.

Реформа также позволит упростить доступ граждан к своей кредитной истории. С 31 января 2019 г. ее можно проверить не выходя из дома, например через портал госуслуг.

Услуги БКИ не ограничиваются хранением и предоставлением кредитных отчетов: в соответствии с Федеральным законом от 30.12.2004 № 218-ФЗ «О кредитных историях» [50] они вправе осуществлять скоринг на основе данных кредитных историй и иной открытой информации для создания так называемого «обогащенного скоринга».

В результате совершенствования надзорных полномочий Банка России к нему перейдет функция контроля за соблюдением требований к инфраструктуре, качеству данных, качеству управления и внутреннего контроля, финансовой состоятельности владельцев БКИ.

За счет развития роботизированных технологических систем и 3D-печати sharing economy будет дополнена «экономикой по требованию» (on-demand economy).

Но наряду с существенным снижением себестоимости товаров и услуг (вызванным отказом от создания складских запасов и дорогостоящей логистики, отсутствием затрат на утилизацию нераспроданного, снижением до нуля расходов на управление и т. д.) новые формы ведения бизнеса повлекут за собой не просто реорганизацию рабочих мест, а изменение самого характера работы: «поставщики трудовых услуг» уже не будут постоянными сотрудниками, а станут фрилансерами, нанимаемыми на основе срочных (временных) трудовых договоров под конкретную работу. Таким образом, будет формироваться класс, которому британский экономист Гай Стэндинг[250] (Guy Standing) в 2011 г. дал название precariat (от англ. precarious (нестабильный) и proletariat). Прекариат – класс работников, которые зарабатывают от заказа к заказу, при этом лишаясь гарантированной занятости, социального обеспечения и трудовых прав. В России эта социальная группа уже сейчас насчитывает, по некоторым оценкам, до 40 % трудоспособного населения[251].

«Жертвой» «Индустрии 4.0», которая создает гораздо меньше рабочих мест, чем ликвидирует, очень скоро окажется любимец финансовых менеджеров – «средний класс». Виртуализация рабочих мест и временная занятость лишают его гарантий привычного образа жизни с четырьмя традиционными атрибутами статуса (высшее образование, доступ к высококачественному здравоохранению, гарантированная пенсия и жилье в собственности).

А практически неизбежная сегрегация по уровню креативности и доступности медицинских и (или) киберфизических апгрейдов, радикально улучшающих физические и умственные способности человека, разделит общество на сравнительно небольшие группы «победителей» (разработчики цифровых платформ и сервисов, инженеры и дизайнеры виртуальных моделей вещей и устройств, деятели искусства и т. д.) и массу представителей прекариата и низкооплачиваемых работников, занятых на позициях, которые пока еще слишком дорого роботизировать. Это в свою очередь усугубит разрыв между производственными возможностями экономики и уровнем платежеспособного спроса.

В таких условиях финансовым институтам придется радикально пересматривать бизнес-модели, исходя из понимания, что арендная модель жизни должна сопровождаться динамически пересматриваемой пожизненной кредитной линией, бремя которой, возможно, будет переходить на потомков.

11.3. Становление Homo Connected, окруженного loE и цифровыми помощниками

Любая достаточно развитая технология неотличима от магии.

Так называемый третий закон Артура Кларка из книги «Черты будущего» (Profiles of the Future)

Homo Connected необходим постоянный доступ к сетям связи со всех возможных устройств (желательно со сходными интерфейсами). Отсутствие в сети приводит к «выпадению из жизни». Развитие сетевого взаимодействия обусловливает виртуализацию рабочих мест, а потом и вообще работы, что в свою очередь сказывается на необходимости перемещений (хотя популярная некогда концепция «глобальной деревни» Герберта Маршалла Маклюэна (Herbert Marshall McLuhan)[252], похоже, так и не будет реализована).

Фактически Homo Connected оказывается частью глобальной электронной среды, вопросы интеграции в которую могут быть решены как за счет расширения возможностей и функциональности гаджета (камеры, датчики, геопозиционирование), так и за счет общей интеллектуализации среды обитания (частью IoE становятся дома, предметы обихода, дроны и т. д.). При этом само электронное устройство оказывается все более «связанным» с человеком как с его носителем – теперь уже постоянным. Апофеозом такого «прогресса» мобильной электроники станет нейроимплант, который непосредственно взаимодействует с головным мозгом, интегрируясь с неокортексом[253] и отчасти подменяя его (рис. 72).

В результате такого стремительного прогресса человек постепенно теряет навыки общения с миром и управления собственной жизнью без «электронных костылей», как ранее уже успел утратить остроту зрения и слуха, свойственную древним охотникам и сказителям эйдетическую память[254] и т. д. Но чем больше времени люди проводят в цифровой среде, тем больше снижаются их познавательные способности по причине того, что они утрачивают желание «докопаться до сути», полагаясь на поисковые системы и различных виртуальных цифровых помощников (Virtual Digital Assistant, VDA).

Рис. 72. Развитие связанности/мобильности

А здесь их поджидает, даже если пока оставить за скобками возможности целенаправленных манипуляций, «ловушка релевантности»: в top поисковиков поднимаются сведения не наиболее достоверные и адекватные запросу, а наиболее «кликабельные». Показатель CTR[255] стал ключевой метрикой в интернет-маркетинге и в погоне за монетизацией интернет-сервисов фактически подменил собой настоящую релевантность (в ее научном понимании[256]): мнение 100 тыс. малообразованных пользователей с точки зрения машинных алгоритмов куда весомее мнения пары настоящих специалистов, оценить квалификацию которых ни поисковик, ни пользователи не в состоянии. Мало того, информация из дефицитной быстро превратилась в избыточную, что мешает устанавливать причинно-следственные связи тех или иных явлений.

Ситуацию усугубляют информационная перегрузка и быстрый темп изменений, ведущие к утрате желания «вникать в детали». Происходят тотальные симплификация[257], коммодитизация[258] и игровизация[259] продуктов и услуг, которые теперь должны