Здесь умерли родители Саймона. Ему наверняка пришлось нелегко, когда он приводил комнату в порядок, отмывая от всех следов болезни.

Несмотря на туманящее разум утомление, Лана не могла не отметить заботу, с которой все в спальне оказалось расставлено по местам. Это говорило о том, насколько любящим сыном был Саймон.

А еще он предоставил кров и еду воровке, забравшейся в курятник. Такой поступок сразу напомнил Лане о словах Ллойда во время первого общегородского собрания.

И все же она заперла за собой дверь и наложила блокирующее вход заклинание. А также не сочла излишним подпереть створку стулом.

Темно-зеленая постель манила, обещая покой, отдых и хотя бы временное отрешение от забот. Но, подумав о чистых простынях и о матери Саймона, Лана решительно направилась к примыкающей ванной, чтобы смыть с себя дорожную грязь и пыль. Не дело выказывать неуважение к женщине, чей дом стал безопасным убежищем, пачкая ее постель.

В ванной тоже царила чистота. На полках лежали аккуратно свернутые стопки полотенец. Лана поставила на пол рюкзак, разделась и открыла душевую кабину. Внутри имелось все необходимое: гель, шампунь, даже женский бритвенный станок. Так как собственные запасы беглянка давно истратила, то решила воспользоваться туалетными принадлежностями, а извиниться уже потом.

Пока по телу струилась горячая вода, смывая застарелую грязь, которая осталась даже после быстрого ополаскивания в ручьях, Лана позволила себе проронить пару слезинок. А после решила поддаться искушению – ведь кто знает, когда придется покидать это место, – и обернула волосы одним полотенцем, а тело другим. О, эта благословенная мягкость чистой ткани!

Затем Лана обернулась и принялась рассматривать себя в зеркале. Груди и живот налились, стали большими. Срок беременности уже тридцать три или тридцать четыре недели. Всем сердцем будущая мать чувствовала, что дочь растет сильной и здоровой, ощущала внутри себя разгорающуюся искорку новой жизни, которую необходимо было защитить любой ценой.

Если для этого придется положиться на щедрость незнакомца, то так тому и быть. Само собой, со всей осторожностью.

Взгляд Ланы упал на полочки рядом с зеркалом, где стояли лосьоны, кремы и прочие восхитительные женские косметические средства.

– Мэделин Свифт, – прошептала она, – я крайне тебе признательна и надеюсь, что ты не станешь возражать.

С наслаждением Лана нанесла крем на кожу, почти физически чувствуя, как тело радуется увлажнению. Затем надела висевший на двери халат, так как в рюкзаке давно не осталось чистых вещей.

С чувством глубокой благодарности Лана откинула одеяло, растянулась на простынях, положила голову на подушки и погрузилась в сон.

И резко вскинулась при пробуждении, пытаясь вспомнить, как оказалась в уютной комнате.

Постепенно в сознании всплыли и ферма, и мужчина с суровым лицом, но щедрыми поступками.

Лана поднялась быстро, насколько позволял огромный живот, заправила кровать, повесила обратно халат и оделась.

Тени от солнца подсказывали, что полдень давно миновал. В лесу беглянка научилась довольно точно определять время. А значит, она проспала не меньше двух часов. Если она собирается остаться на ночь – видит бог, ей этого очень хотелось, – то нужно отработать свое проживание.

С проснувшимся любопытством Лана тихо прошлась по второму этажу и заглянула в небольшую ванную в конце коридора, которой явно пользовался хозяин дома. Помещение оказалось гораздо меньше того, которое он предоставил в распоряжение гостьи. На двери висело полотенце, на небольшой полочке под зеркалом стоял стакан с единственной зубной щеткой.

Потом Лана исследовала остальные комнаты. Рядом с ванной располагалась гостевая спальня: вряд ли Саймон пользовался простынями с розовыми цветочками. Следующей шла гостиная с большим диваном и столиком для шитья возле окна. Последней по коридору оказалась комната Саймона. Об этом говорил легкий запах земли и свежескошенной травы, а также беспорядок: незаправленная постель и брошенные на спинку стула рубашки.

Также Лана заметила в углу ружье и с уважением кивнула, одобряя желание держать оружие поблизости от того места, где спишь. Спустившись вниз, она не застала фермера на кухне, но увидела его в саду, выглянув из окна. От работы мотыгой на полуденном солнце рубашка на спине мужчины намокла от пота. Собаки устроились в тени яблонь рядом с могилами и дремали. Лошади наблюдали за хозяином, вытянув любопытные носы над изгородью.

Первым побуждением Ланы было выйти и предложить помочь с прополкой, но затем она заметила чистую посуду возле раковины. Непохоже, что за то время, пока гостья спала, Саймон успел пообедать. Так что лучшим способом заслужить право остаться в доме будет приготовить поесть.

Когда фермер вошел на кухню, потный и голодный, то увидел у плиты Лану. Возле нее уже крутились забежавшие вперед собаки. Чем-то очень вкусно пахло. С удивлением он понял, что отчасти приятные ароматы исходят от самой девушки.

Она собрала наверх волосы, теперь отливавшие медными нотками жженого сахара и блестевшие на солнце. Когда она обернулась, ее лицо поразило Саймона своей тихой настороженной красотой.

Настороженность, похоже, относилась именно к нему, так как бешено махавшие хвостами собаки Лану совершенно не беспокоили.

– Что готовишь? – стараясь говорить приветливо, но отстраненно, спросил Саймон.

– Рис с овощами. Подумала, что сытный обед тебе пригодится больше, чем помощь в саду.

– Правильно подумала. – Он подошел к раковине и помыл руки. – Где ты раньше работала поваром?

– В Нью-Йорке.

– Ого. Огромный город.

– Да. – Лана положила еду на тарелку, достала из ящика полотняную салфетку и вручила все это собеседнику. – Я заметила в холодильнике закваску для хлеба.

– Ага. Отец любил печь. Готовить не умел совсем, а вот печь любил. Я тоже все собирался, но…

– Если хочешь, я тоже могу испечь хлеб.

– Было бы замечательно. – Саймон сел за стол и спросил: – А ты сама собираешься обедать?

Лана кивнула, но не стала накладывать еду, а, слегка замявшись, произнесла:

– Я хотела поблагодарить…

– Ты уже это сделала.

– Я даже не помню, когда последний раз принимала горячий душ. Прошу прощения, если снова разревусь, в основном это из-за гормонов, но… Сама возможность дочиста отмыть волосы… Я использовала шампунь, гель и крем твоей матери. Они были открыты. Если следовало сначала спросить…

– Сделай мне одолжение и не плачь из-за такой ерунды. – Саймон поднял на Лану ореховые глаза, в которых зеленый смешивался с золотым. В его взгляде читалось раздражение. – Серьезно, это испортит мне все впечатление от обеда, а ведь он получился потрясающим. Уверен, мама не стала бы возражать, так что и я не собираюсь. Слушай, я тоже пользуюсь вещами отца. Просто не сумел выкинуть ничего из принадлежавшего родителям. Так что бери, что нужно.