вдруг понимаю, почему стала такой, какой являюсь сегодня. Если бы со мной обращались, как с обычным «экспериментом», я бы в скором времени умерла, как многочисленные создания мадам М., слишком поглощенной своей безутешной душевной болью, чтобы одаривать настоящей любовью окружающих. Если бы меня подобрал экипаж загрубевших матросов, переквалифицированных в береговых разбойников, как, например, Фебюса, я бы, возможно, и выжила, но терзалась бы чувством вины за то, что меня использовали как оружие, и страдала от того, что не знала своих корней. После хаотичного начала мама и папа растили меня в коконе нежности вместе с Валером и Бастьяном. Более того, они меня оберегали и скрывали свою деятельность фрондеров, зная, что я все еще хрупка. Так я вошла в этот мир, к которому Фебюс никогда не смог приспособиться. Мои волосы поседели, в то время как его остались белыми. Мое отражение в зеркале стабилизировалось, в то время как его никогда полностью не материализовалось.

Несмотря на опасность, которую я представляла, мои родители взяли на себя риск оставить меня.

Вырастить. Воспитать.

А особенно – любить меня.

Я бросаюсь в объятия женщины, которая мне улыбается, ее глаза блестят от слез, губы шепчут «прости».

Из моего детского рта вырывается первое слово: «Мама!»

Я осторожно открыла глаза. Не мама прижимала меня к себе. Несмотря на то что объятия холодные, я ощущала полную умиротворенность. Потому что я в руках Стерлинга Рейндаста.

– Ты уже проснулся? – голос мой охрип от сна.

– «А ты уверена, что мы проснулись? Кажется мне, будто мы спим и видим сны», – ответил он мне, лукаво улыбаясь.

Свет фонарей на потолке преломился в моих еще влажных от сна глазах, вырисовывая ореол вокруг головы Стерлинга. Я – седой искусственный ангел, он – мой черный ангел-вампир.

– Шекспир?

– Сон в летнюю ночь.

– Подходяще для ночи солнцестояния, первой в начале лета.

Если Стерлинг проснулся, значит, солнце в самом деле село. Я поднялась, потянулась, оправила платье. Зашари потянулся тоже. Он все-таки последовал совету Стерлинга и поспал, чтобы набраться сил.

За дверью комнаты раздался стук шагов. Повернулся замок. Дверь отворилась. На пороге стоял Гюннар, его сопровождала дюжина вооруженных до зубов гвардейцев. Он не стал унижать нас, безоружных, наручниками. Не поинтересовался, каким образом нам удалось проникнуть на вершину донжона ранним утром. Эта информация уже неважна: великану известно, как и нам, что Бледный Фебюс не оставит нас в живых до рассвета.

– Месяц назад, когда я пришел к вам в каюту, вы уже знали, что сбежите, но ничего мне не сказали, – шепнул он, когда мы поднимались по винтовой лестнице к верхним палубам.

В голосе не было ни ненависти, ни упрека, только констатация факта.

– Вы могли стать той, кто вышел бы замуж за капитана. Вместо этого на рассвете умрете, увлекая за собой компаньонов. Для чего тогда было совершать побег, а после возвращаться?

– Я испугалась. Такова человеческая натура. И теперь я расплачиваюсь за это. Или же это месть «wyrd».

Первый лейтенант несколько секунд размышлял над моими словами, пока мы пересекали широкий кулуар, где я никогда не была.

– Я не смог бы защитить вас перед Фебюсом, – признался он. – После того как вы его покинули, он впал в небывалую ярость…

Кажется, я уловила в голосе норвежца эмоции, которые раньше за ним не замечала. Что-то вроде дурного предчувствия. Возможно, страх, что он способствовал созданию монстра?

– Благодарю вас за желание меня защитить, Гюннар. Разрешите мне обменяться несколькими словами с леди Каслклифф, она могла бы повлиять на решение мужа.

– Сделаю все возможное после свадебного пира. Но у меня будет мало времени, так как трансмутация супругов запланирована сразу после.

– Свадебный пир, уже? А брачная церемония?

– Ее провели только что, в тесном кругу. В «Ураносе» нет часовни. Фебюс торопился жениться на новой невесте из страха, что она тоже сбежит. Их трансмутация произойдет ровно в полночь, сразу после торжественного ужина.

Гюннар умолк. Створки дверей раскрылись перед нами. Под сопровождение камерной музыки мы вошли в самое просторное помещение плавучей цитадели. Вероятно, оно находилось на корме судна, в глубине которой гигантский застекленный проем смотрел на ночное небо, где ярко горела полная луна. Зал был похож на кают-компанию «Невесты в трауре», только в десять раз больше. В центре под ослепительной люстрой у всех на виду высился широкий стол, покрытый белой скатертью и украшенный выбеленными кораллами в качестве цветочных композиций. Больше двадцати гостей заняли свои места – все в бледных нарядах, несомненно, чтобы пощадить чувствительные глаза жениха. Гвардейцы подтолкнули нас вперед. По краям зала, в темных нишах, скрипачи, окруженные тридцатью стражниками, готовыми в случае малейшего неповиновения принять меры, исполняли концертную программу.

Мы расселись на свободные места. Среди присутствующих я узнала кучку корсаров из «Невесты в трауре»; экипаж «Ураноса» в бесцветных робах; несколько флибустьеров из «Берегового братства» с берегов Лукайских островов; испанских или португальских дам, уцелевших в морской баталии. Взгляд остановился на человеке, самом отвратительном для меня: на Прюданс. Девушка сидела на другом конце стола, диаметрально противоположном от моего. С обеих сторон от нее расположились шведские луветьеры, избежавшие резни экипажа герцогини Гюстафссон и вынужденные, как и мы и как остальные гости, участвовать в массовке спектакля. На лице, обрамленном белыми косами, совершенно лишенном той душевной чистоты, которую, как мне казалось, я в нем когда-то видела, застыла каменная злоба. Я догадалась, что девушка еще не раскрыла тайну моего настоящего имени окружающим, потому что все продолжали называть меня Дианой. Чего она ждала? Думала, что у меня еще есть шансы вернуть жениха? Или выстраивала другой план, более вероломный – использовать меня, чтобы получить вожделенные деньги?

– Всегда знал, что ты выйдешь замуж только за меня, – кто-то прошептал мне на ухо.

Я резко повернула голову, чтобы обнаружить соседа справа: Александр де Мортанж в великолепном жюстокоре кобальтового цвета, идеально подходящем к его глазам, смотрел на меня в упор.

– А… Алекс… – пролепетала я.

– Понимаю, тебя захлестывают эмоции, – улыбнулся он, обнажив клыки. – Моя голова тоже кружится от счастья. Я специально попросил место рядом с тобой, как только узнал, что ты вернулась.

– Но… я думала, ты пленник Бледного Фебюса…

– Верно: был. Колесо фортуны повернулось, дорогая Диана! Капитан решил выпустить меня в день твоего побега: с того момента ты была вне игры, и он не видел необходимости держать меня в оковах, поскольку больше не считал своим соперником. Завтра мне разрешено покинуть цитадель на борту моего корабля. Помнишь его? То судно, что ты взяла штурмом и освободила от