поросшая травой равнина с несколькими купами деревьев, называемая Пленпале. Здесь воздвигнут небольшой обелиск во славу Руссо, и здесь же (такова превратность судьбы) члены магистрата, преемники тех, кто изгнал Руссо с родины235, были расстреляны народом во время Революции236, которой он столько способствовал своими сочинениями и которая, несмотря на кровопролитие и несправедливости, временно осквернившие ее, принесла человечеству долговечные блага, и их не смогут свести на нет ни ухищрения государственных мужей, ни даже великий заговор монархов237. Чтя память предшественников, никто из нынешних отцов города не бывает в Пленпале. Другим воскресным развлечением горожан служит прогулка на вершину Мон-Салев. Эта гора находится на расстоянии одного лье от города и отвесно подымается над возделанной равниной. На нее всходят с другой стороны, и судя по ее местоположению, труд этот вознаграждается восхитительным видом на Рону, Арву и берега озера. Мы там еще не побывали.

Общественное неравенство заметно здесь меньше, чем в Англии. Следствием этого являются более свободные и менее грубые, чем у нас, манеры низших слоев населения. Высокомерные английские дамы, вероятно, возмущаются этими плодами республиканского строя, ибо женевские слуги очень часто жалуются на их бранчливость, здесь совершенно неизвестную.

А вот швейцарским крестьянам далеко до живости и грации французов. Они более чистоплотны, но медлительны и туповаты. Я знаю одну двадцатилетнюю девушку, которая всю жизнь живет среди виноградников, но не умела сказать мне, в каком месяце бывает сбор винограда, и я обнаружила, что порядок месяцев ей совершенно неизвестен. Она не удивилась бы, если бы я заговорила о декабрьской жаре и спелых фруктах или о морозах в июле. Межу тем она вовсе не глупа.

В женевских нравах много пуританского. Правда, обычай танцевать по воскресеньям у них сохраняется, но сразу же после ухода французских властей отцы города закрыли театр и распорядились снести его здание.

Погода в последнее время снова отличная, и нет ничего приятнее, чем слушать по вечерам пение виноградарей. Это все – женщины, и у большинства из них приятные, хотя низкие, голоса. В их песнях поется о пастухах, о любви, о стадах и о принцах, полюбивших красивых пастушек. Напевы этих песен монотонны, но в вечерней тиши звучат приятно, когда при этом любуешься закатом с холма за нашим домом или с озера.

Таковы наши здешние развлечения, которых было бы гораздо больше при более благоприятной погоде, ибо главное в них – это солнце и теплый легкий ветерок. Мы еще не совершили ни одной прогулки по окрестностям, но задумали уже несколько и напишем Вам о них; с помощью магии слов мы постараемся перенести невесомую часть Вашего существа в предгорья Альп, к горным потокам и лесам, которые одевают горы, а потоки осеняют своей огромной тенью.

Прощайте!

М. Ш.

3

Т. П. Эсквайру238

Мейери – Кларан – Шильон – Веве – Лозанна

Монталегр, возле Колинъи, Женева, 12 июля

Скоро две недели, как я вернулся из Веве. Поездка была восхитительной239 во всех отношениях, но прежде всего потому, что мне впервые открылась красота божественных вымыслов Руссо и его «Юлии». Невозможно передать, какую прелесть созерцание здешней местности придает его страницам, которым она, в свою очередь, сообщила самое трогательное очарование. Но расскажу вкратце о путешествии, которое длилось восемь дней; если у Вас есть карта Швейцарии, Вы можете проследить наш путь.

Мы выехали из Монталегра 23 июня, в половине третьего. Озеро было спокойно, и после трех часов на веслах мы достигли Эрманс, прелестной деревушки, где находятся развалины башни, построенной, как говорят жители, Юлием Цезарем. Там было еще три таких башни, которые женевцы в 1560 г. разобрали на укрепления240. Мы проникли в башню через какое-то подобие окна. Стены ее невероятно толсты, а камень, из которого они сложены, так тверд, что еще хранит следы резца. Лодочники сказали, что башня прежде была втрое выше, чем теперь. В толще стен умещаются две лестницы, из которых одна разрушена совсем, а другая – наполовину, и добраться до нее можно только по приставной лестнице. Сам город – ныне это маленькая рыбачья деревушка – был основан некой бургундской королевой, а до теперешнего своего состояния доведен жителями Берна, которые жгли и разрушали все, что могли.

Выехав на Эрманс, мы на закате прибыли в деревню Нерни. Оглядев наши комнаты – мрачные и грязные, – мы вышли прогуляться по берегу озера. Прекрасен был широкий простор «золотых песков, омытых морем»241 и туманных лиловых вод, испещренных вблизи берега скалистыми островками. В озере играло множество рыб; целые стаи их собирались возле скал в погоне за мухами, которые там вились.

Вернувшись в деревню, мы уселись на каменной ограде вблизи озера и принялись наблюдать за детьми, игравшими в нечто похожее на кегли. Здешние дети выглядят на редкость уродливыми и болезненными. Большинство из них кривобоки, с большими зобами; но один мальчик отличался такой красотой и грацией движений, каких я еще не видел у ребенка. Самым прекрасным в его лице было выражение. В глазах и губах читалась смесь гордости и нежности – признаки чувствительности, которые при том воспитании, какое ему суждено, сделают его либо несчастливцем, либо преступником; однако кротость преобладала над гордостью, словно эта врожденная гордость обуздывалась привычным проявлением добрых чувств. Мой спутник242 дал ему монету, которую тот взял молча, поблагодарил милой улыбкой и непринужденно вернулся к игре. Все это казалось каким-то сном; но в ясный и лучезарный вечер, в уединенном, романтическом селении у тихого озера, по которому мы прибыли, воображение невольно оживляло даже предметы неодушевленные.

Вернувшись на постоялый двор, мы увидели, что слуга прибрал наши комнаты, и они уже далеко не столь унылы. Моему спутнику они напомнили Грецию; уже пять лет, сказал он, как ему не приходилось спать в подобной постели. Воспоминания, ненадолго оживившие нашу беседу, иссякли, и я отправился на покой, думая о предстоящем на другой день пути и об удовольствии, с каким я буду, возвратясь, описывать дорожные происшествия.

На утро мы проехали Ивуар – широко раскинувшееся среди деревьев селение со старинным замком, расположенное невдалеке от Нерни, на мысу, выступающем из глубокого залива шириною в несколько миль. Начиная от этого мыса, берега озера стали более дики и величавы. Савойские горы, сверкавшие снеговыми вершинами, круто спускались к воде; вверху гор темнел сосновый лес, который делается все гуще и обширнее вплоть до той границы, где на острых голых скалах, разрезающих синее небо, лежат только лед и снег; но внизу рощи ореха, каштана и дуба