вы-то сами что... не одержимый? Если вы этого не знаете, то тем хуже для вас. А ведь она из Колхиды, и очень может быть, что среди ее предков по женской линии отыскалась бы и некая Медея.

   — Или Исаис, — деловито констатировал я.

   — Исаис — ее духовная мать, — так же четко, нисколько не удивившись моей осведомленности, подкорректировал Липотин. — И вы должны очень хорошо различать два этих аспекта, если хотите победить.

   — Можете быть уверены: я буду победителем!

   — Не переоценивайте себя, почтеннейший! Всегда, с сотворения мира, поле боя оставалось за женской половиной рода человеческого.

   — На каких скрижалях записано это?

   — Будь это иначе, мир сей давным-давно перестал бы существовать.

   — Какое мне дело до мира! Или я не рыцарь копья?

   — Но тот, кто покорил копье, отверг лишь половину мира;

ваша фатальная ошибка, дорогой друг, состоит в следующем: половина мира — это всегда весь мир, если его думают завоевать вполсилы, вполволи.

   — Что вы знаете о моей воле?

   — Много, очень много, почтеннейший. Или вы не видели Исаис Понтийскую?

Взгляд русского с такой насмешливой уверенностью подкарауливал меня, что на моем лице сразу проступил предательский румянец. Укрыться от этой едкой иронии было некуда, по крайней мере мне, так как я внезапно с какой-то роковой неизбежностью понял: Липотин читает мои мысли. А что, если он перелистывал мое сознание и во время нашего совместного пребывания у княгини или по пути в Эльзбетштейн? Вид у меня, наверное, был как у напроказившего школьника.

— Не правда ли? — хохотнул Липотин с интимно-грубоватой непосредственностью домашнего врача.

Я пристыженно отвернулся и покраснел уже до ушей.

— Этого еще никто не избегнул, мой друг, — продолжал Липотин каким-то странным монотонным полушепотом, словно засыпая, — тут малой кровью не отделаешься. Сокровенное на то и сокровенное, чтобы кутаться в покровы тайны. Женщина — вездесущая, всепроникающая реальность этого мира — обнаженной пылает у нас в крови, и где бы мы с ней ни сошлись один на один в страшном поединке, первое, что мы делаем, — это раздеваем ее, в воображении или на самом деле, уж кто как умеет. На приступ идут с обнаженным клинком, другого способа победить сей мир нет.

Я попробовал уклониться:

   — Вы много знаете, Липотин!

   — Очень много. Что есть, то есть! Даже слишком, — ответил он по-прежнему как во сне.

Ощущая потребность стряхнуть с себя тот внутренний гнет, который словно навязывали мне липотинские речи, я не выдержал и громко сказал:

   — Вы думаете, Липотин, я отвергаю княгиню. Нет, мне только хочется ее понять, понять до конца, вам ясно? Прочесть, вникнуть, так сказать, в ее содержание, познать... И если уж продолжать в неумолимо прямом библейском стиле: я хочу с ней разделаться — разделаться и покончить!

   — Почтеннейший, — вздрогнул, словно приходя в себя, Липотин и, поспешно раздавив догоревшую до мундштука сигарету, захлопал глазами, как старый попутай, — вы все же недооцениваете эту женщину. Даже если она выступает под

маской черкесской княгини! Не хотел... ох, не хотел бы я оказаться в вашей шкуре. — И, смахнув с губ табачные крошки, с видом Хадира, вечного скитальца, отрясающего прах земной, он внезапно выпалил: — Кстати, если вы с ней действительно «разделаетесь», то не льстите себя надеждой, что тем самым отделаетесь от нее — вы лишь сместите место вашего поединка в те зыбкие пространства, где преимущество будет не на вашей стороне, ибо оступиться там из-за плохой видимости во сто крат проще, чем на земле. Кроме того, здесь вы встанете как ни в чем не бывало и пойдете дальше, но горе тому, кто оступится «там»!

   — Липотин! — вскричал я вне себя от нетерпения, так как нервы мои стали сдавать. — Липотин, заклинаю вас, если уж вы в самом деле готовы служить мне: где он, истинный путь к победе?

   — Существует лишь один-единственный путь.

Тут только я заметил, что голос Липотина снова приобрел ту характерную сомнамбулическую монотонность, которую уже неоднократно ловил мой слух. Похоже, Липотин действительно превратился в моего медиума, который безвольно выполняет мои приказы, как... как...

Да, да, как Яна, которая с тем же отсутствующим выражением глаз отвечала на мои вопросы, когда я с каким-то мне самому непонятным напором начинал «допрашивать» ее! Сконцентрировав волю, я твердо погрузил свой взгляд между бровей русского:

— Как мне найти путь? Я...

Откинувшись назад, побелев как мел, Липотин прошептал:

— Путь... пролагает... женщина. Лишь женщина... победит... нашу госпожу Исаис... в тех, кто... особенно... дорог... богине... черной... любви...

Я разочарованно выдохнул:

— Женщина?

— Женщина, заслужившая... обнаженный кинжал. Озадаченный темным смыслом его слов, я всего на миг

ослабил контроль. Гримасничая, с блуждающим взором, по-стариковски приборматывая что-то невразумительное, Липотин отчаянно барахтался, пытаясь вернуться в сознание.

Едва он овладел собой, как в прихожей раздался звонок, и в дверях возникла Яна, за ней маячила высокая, как фонарный столб, фигура моего кузена Роджера... разумеется, я имею в виду шофера княгини. Мне показалось странным, что Яна была уже полностью одета для прогулки. Освобождая проход

шоферу, она вошла в кабинет, и тот, едва не задевая головой притолоку, передал привет и приглашение от своей ждущей внизу в машине госпожи повторить совместную поездку в Эльзбетштейн.

Яна, не дав мне и рта раскрыть, заверила, что с удовольствием принимает приглашение и что нам с Липотиным тоже не следует обижать княгиню отказом, тем более что погода сегодня на редкость хороша. Ну что тут было возразить?

С появлением зловещего шофера холодная волна прокатилась по моему телу; смутные подозрения, летучие и неопределенные, они тем не менее тяжким гнетом легли на мою душу. Сам не знаю почему, я взял Яну за руку, язык медленно и неповоротливо ворочался у меня во рту:

— Яна, если ты не по своей воле...

Крепко сжав мои пальцы, она прервала меня, ее лицо осветилось каким-то внутренним светом:

— Я дала согласие по своей воле!

Прозвучало это подобно некоему роковому уговору, смысл которого ускользал от моего понимания. Яна быстро подошла к письменному столу и, схватив заветный кинжал, не говоря ни слова, сунула в сумочку. Молча следил я за ней. Наконец, стряхнув оцепенение, выдавил из себя:

   — Зачем это, Яна? Что ты хочешь делать с оружием?

   — Подарить княгине! Я так решила.

   — К...княгине?

Яна по-детски рассмеялась:

— Долго мы еще будем испытывать терпение любезной повелительницы машины?

Липотин молча стоял, вцепившись в спинку своего кресла, и взгляд его почему-то сразу потухших глаз затравленно