Х а й н а л к а. Ничего. Просто распался наш брак. Я не могу сказать о нем ничего особенного, что он вытворял то да се. Просто мне до чертиков скучно с ним — одним словом, тошно. Не ладится. Ничего плохого он мне не сделал. Даже не в этом дело.

М и к л о ш  С у х а. А она мне сделала.

М а р и я  П е к (смотрит на него). Что она сделала?

М и к л о ш  С у х а. Изменяла.

М а р и я  П е к. Значит, моя дочь шлюха?

М и к л о ш  С у х а. Я этого не сказал…

Х а й н а л к а (смеется). Прекрасно! Ничего не скажешь! Вот что ты теперь вытащил на свет божий! Чего же ты тогда жил со мной? Ведь все совсем не так было! Ты точно знаешь, что все было не так!

З е н т а и. Ребята, сейчас не об этом речь. Это ваше дело, и никого не касается. Надо обсудить, что будет с ребенком. Вот что важно.

М и к л о ш  С у х а (отводит Хайналку в сторону). Придешь сегодня домой?

Х а й н а л к а. Нет, Миклош. Завтра я заберу свои вещи и ребенка.

М и к л о ш  С у х а, опустив голову, уходит.

Э с т е р. Ну и катись он к черту, этот Миклош Суха, со своими кроссвордами!

Я н и (приводит незнакомую гостью, тоненькую белокурую девушку). Это Пирошка Цира. Мы работаем в одном цехе.

П и р о ш к а  Ц и р а. Целую руку.

М а р и я  П е к (оглядывает Пирошку с головы до ног, несколько неприязненно). Твоя сестра вернулась домой. Завтра приведет и ребенка. Они будут жить здесь.

Я н и. Поместимся.

Х а б е т л е р. Садитесь сюда, пожалуйста. Устраивайтесь поуютнее в нашем скромном гнездышке. (Достает из-под кровати оплетенную бутыль.) Дети мои родные, от всего сердца желаю вам, живите так, как мы жили с вашей золотой, драгоценной мамочкой. Если и случались у нас иногда кое-какие перепалки — что ж, об этом тоже надо сказать, ведь я всегда презирал ложь и врунов, по мне, это последнее дело, — ваша дорогая матушка всегда умела улаживать ссоры. Правда, не хочу хвалиться, но жалованье я всегда все до последнего отдавал ей в руки; потому что мне были чужды пагубные страсти. Я поднимаю эту чарку за мою бесценную женушку, за молодую чету, за всю мою дорогую семью, будьте счастливы на многие годы.

Пьют.

З е н т а и - с т а р ш и й. Я тоже женюсь. Беру в жены одну вдовушку с шестьюдесятью тысячами форинтов. Она к тому же еще и собой недурна.

М а р и я  П е к. Ах ты старый козел! Вечно у тебя одно на уме!

З е н т а и - с т а р ш и й. Ну и что? Зачем себе отказывать в удовольствии? Истратим старушкины денежки, а там можно и побоку.

З е н т а и (уже пьяный, поет). «Эй, рыбаки, рыбаки…».

Э с т е р. Ах ты свинья! Опять нализался, скотина!

М а р и я  П е к. Оставь его в покое! Отойди от него!

Эстер обиженно отходит в сторону.

З е н т а и - с т а р ш и й (берет ее за руку). Мне очень жаль, что судьба свела тебя именно с моим сыном. Никогда из него не выйдет путного. Он такой же, как… (сначала показывает на себя, затем передумывает) как был его дед. Только и знает что гоняться за юбками, пить да транжирить денежки. Мой тебе совет, наставь рога, это поубавит ему спеси.

Ш а н д о р  Ш е р е ш (растроганно). Яника, будьте счастливы ты и твоя будущая жена. (Марии Пек, которая испугалась, что будет длинная речь.) Это все, что я хотел сказать.

З е н т а и (поет). «Эй, рыбаки, рыбаки…».

Сцена погружается в темноту.

П и с а т е л ь. Свадьба Яноша Хабетлера-младшего состоялась на рождество. В марте старик Хабетлер ушел на пенсию. Закончился бракоразводный процесс Хайналки. Эрвин купил квартиру, внес сорок тысяч форинтов аванса. В начале осени они поженились. Пирошка была в положении, Яни как одержимый ждал ребенка, не давал даже ветру подуть на жену. Роды были преждевременные, на восьмом месяце Пирошка родила слабенького мальчика. Янош Хабетлер-старший бездельничал, чувствовал себя как в тюрьме. Мария Пек строго следила за ним, не выпускала даже в коридор. Старик брюзжал, оскорблял жену резкими, язвительными замечаниями. В таких случаях Мария Пек выпивала добрый стакан вина и истошно призывала на мужа все кары небесные. Свары между ними становились день ото дня грубее, частенько они по нескольку дней не разговаривали. Оба люто ненавидели друг друга.

Картина шестнадцатая

Квартира Хабетлеров.

Х а б е т л е р. Пока я без сознания лежал в больнице, не заходила ли ко мне кума?

М а р и я  П е к (сидит у стола, чистит яблоко, теперь она кладет нож). Так вот о чем твои помыслы! Ах ты старый кобель! Даже на краю могилы все те же грязные мыслишки об этой черномазой шлюхе?

Х а б е т л е р (качая головой). Не брани ты ее без конца. Аннушка — порядочная женщина, достойная всяческого уважения, очень милая, приветливая и вообще очень деликатное существо.

М а р и я  П е к. Из-за этого существа ты даже бил меня! Топтал ногами! Кобель проклятый! Я трудилась, не разгибая спины, не отходила от корыта, сорок лет тянула, как кляча, а ты в «Людовике» любезничал с уборщицами. Думаешь, я не знаю? Думаешь, мне неизвестно, что ты спал даже с женой Белы Шападта?

Х а б е т л е р. А почему бы и нет! Что мне, отказываться? Насколько я помню, это была крепкая, ладная, здоровая женщина.

М а р и я  П е к. Смерти моей хочешь? Ладно, доставлю тебе такую радость! Только не вздумай потом носить цветы на могилу! Все с улыбочками, со словечками, а сам как есть убивец! Подлец! И отродясь таким был! Кривая душа, негодяй двуличный!

Х а б е т л е р. Христом богом молю тебя, замолчи! Перебаламутишь весь дом сверху донизу. Сорок лет прошу тебя, заклинаю, попридержи ты свой мерзкий язык, разговаривай ты, как у людей принято, приличным тоном, без крика. Нет, только и знает что орать на всех: на меня, на детей, на соседей; как с цепи сорвалась! Всю жизнь прожила хамкой, чисто базарная баба, каждый может подтвердить. Хочешь, давай спросим кого угодно.

Входят  Х а й н а л к а  и  Г и з и к е.

Самых дальних соседей, дворника, любого родственника из Брюгеча или даже собственных детей, уважала ли ты хоть кого в своей жизни? Никого. Обращалась ли ты хоть к кому, к кому угодно на свете, без грубостей? Не сыскать такого примера. Хоть всех опроси, не окажется на твоей стороне ни одного человека на всем белом свете.

М а р и я  П е к. Покарает тебя господь, за все тебе воздаст, гадина ты последняя…

Х а й н а л к а. Так нельзя жить. Вы оба больные, даже не знаешь, за кого больше тревожиться. И все только обещаете, что станете жить в ладах, и все понапрасну, что ни день, то новая ссора. Есть только один выход: мама переселится ко мне или к любой из нас, а папа пусть живет здесь, вместе вам нельзя оставаться.

М а р и я  П е к. Ладно, ладно! Лучше бы о