Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как вы смеете?! — возмущенно закричала Мариата. — Что я вам такого сделала?
— Верблюд теперь наш. Уходи, — заявил человек, взвешивая на руке еще один камень.
— Да вы просто воры!
— Убирайся, или мы убьем тебя.
— Разве у вас нет чести? Вы что, не чтите законов пустыни?
— В этой пустыне один закон — закон смерти.
— Духи пустыни проклянут вас, если вы прогоните меня! — Мариата взметнула над головой амулет. — Я призову на вас порчу, и вы все умрете.
Человек все смотрел на нее мутными глазами.
— Мы и так умираем. Уходи.
Третий камень запутался в складках ее платья. Мужчина наклонился, чтоб собрать их побольше. Собаки яростно лаяли, от злости подпрыгивая на негнущихся лапах. Мариата повернулась и пошла прочь.
Несколько долгих часов она лежала, укрывшись меж валунов, и думала, что же теперь делать. Ей не давала покоя мысль о том, что верблюд совсем рядом и все равно недостижим. Нельзя оставлять животное у этих проходимцев баггара — но как его уведешь? Она размышляла об этом всю ночь, в груди у нее все клокотало от гнева, в голове возникали десятки способов, и все глупые. Прохладной ночью она могла бы отправиться дальше, искать свое счастье, но мысль о том, что совсем близко, в каких-нибудь нескольких сотнях ярдов, находятся тюки с припасами и бурдюки с водой, не отпускала ее. Что-то в душе подсказывало Мариате, что если сейчас она упустит эту возможность вернуть верблюда, то погибнет, и поделом. Народ покрывала ценит в человеке хитрость, находчивость и сообразительность столь же высоко, как и его честь. Проявить малодушие и позволить этим подлым бродягам взять над собой верх будет признанием поражения, а это позор. Разве мать-прародительница пошла бы на подобное унижение? Трудно в это поверить. Что на ее месте сделали бы высокочтимые предки?
— Тин-Хинан! — тихо сказала она в темноте. — Помоги мне своей мудростью и силой, подскажи, что делать.
Мариата прижала амулет ко лбу, ощущая холод металла.
Она не знала, сколько прошло времени, но вдруг до ее слуха донесся какой-то негромкий звук. Он шел откуда-то слева, где громоздились скалы. Женщина испуганно затаила дыхание. Неужели выследили, решили осуществить свою угрозу и убить ее? Она потихоньку полезла в свою кожаную сумку с бахромой, вынула нож и стала ждать.
Звук был тихий, едва слышный, словно кто-то терся о скалы. Там что-то постукивало, скреблось. Шум подбирался, доносился все ближе. Стиснув зубы, Мариата приготовилась. Она не сдастся, не пролив крови врага. Им ее так просто не взять.
Когда перед ней появился заяц, она испуганно вздрогнула и ошалело уставилась на него. Заяц застыл на месте от удивления, растопырив уши и напрягши все мышцы, готовый в любой момент броситься наутек. Не сознавая, что делает, Мариата мгновенно протянула руку и схватила его. Заяц стал отчаянно брыкаться сильными задними лапами. Под мягкой шерсткой он был такой теплый, энергичный и полный сил, что она пожалела его и хотела было отпустить, но древний инстинкт взял свое. Несколько секунд — и заяц лежал без движения, а по рукам Мариаты текла его черная кровь.
Животное оказалось крупное, мясистое. Разглядывая зверька в тусклом свете месяца, восхищенная его красотой, Мариата не могла сдержать слез. Какая шелковистая, прохладная шкурка, длинные лапы, огромные уши. Потом она взяла себя в руки, успокоилась и сделала все, что должна была.
Во многих милях от стоянки кочевников Мариата сидела на спине верблюда и смотрела, как поднимается солнце. Несмотря на утреннюю прохладу, животное вспотело, впрочем, она тоже. Но в душе у нее все пело, усталость как рукой сняло. Мариата поставила на карту все и вышла победительницей. Она вздрагивала, вспоминая, как собаки вырывали друг у друга куски расчлененного зайца. Она бросала их как можно дальше и выше. Челюсти псов вгрызались в хрупкие кости. Между ними разгорелась яростная свалка, когда она швырнула им заячью голову, последний и самый вкусный кусок. Люди, разбуженные собачьим лаем, повыскакивали из шатров и стали лупить их палками, чтоб те замолчали. Пользуясь суматохой, Мариата проскользнула в загончик и с удивлением увидела, что верблюд стреножен кое-как. Тюки с припасами, а также и седло с потником валялись рядом. Недоставало только куля с мукой и сухарями. Но мешок с рисом был на месте, хотя немного его содержимого просыпалось на песок и крохотные белые зернышки тускло поблескивали перламутром в свете месяца. Поразительная удача. Мариата заткнула дырку в мешке с рисом пучком соломы, проверила, полны ли бурдюки с водой, и повесила их себе за спину.
Верблюд смотрел на нее мрачно, а когда она подошла ближе, закинул голову вверх и закатил глаза.
«Я прошел долгий путь, — говорили эти глаза. — Не вздумай заставлять меня идти дальше».
Мариата знала, что верблюды — упрямые твари, но была уверена в том, что твердая рука и решительность побеждают их упрямство. Она вспомнила, как в оазис нагрянули солдаты. Рахма тогда завязала морды верблюдам, на которых они пересекли Тамесну. Мариата подошла к животине вплотную, сорвала с себя платок и замотала ей морду, пока та не успела воспользоваться шансом и зареветь от страха. Застигнутое врасплох животное так изумилось, что Мариата сумела быстро перекинуть ему через спину мешки, а потом вскарабкалась сама. Верблюд повернул голову и окинул ее горестным взглядом, но Мариата только мрачно зыркнула на него и усилием воли заставила подняться на ноги. Животное с места рвануло вперед неуклюжим галопом.
Теперь она громко смеялась, похлопывала его по животу и приговаривала:
— Не забывай, ты рожден с туарегами! Из тебя получится прекрасный искатель приключений. Ведь ты взял от отца и матери все самое лучшее! Никакой оборванец баггара тебя не надует и не обведет вокруг пальца. С доброй волей духов и собственными природными силами ты всегда выйдешь победителем!
Она властно похлопала верблюда по голове. Тот заворчал, опустился на колени и позволил ей сойти. В розовых лучах заката Мариата размотала платок и тщательно стреножила животное, чтобы оно не смогло снова удрать. Они устроили привал в тени широких и густых ветвей одинокой акации и как следует подкрепились. Оба имели на это право.
Горячий оптимизм Мариаты длился не долго. Уже много дней природное чутье подсказывало ей, что надо двигаться на восток, но теперь она пренебрегала им. Ей казалось, что правильней будет держаться южного направления. Она прошла между двумя оазисами, Угартой и Агедалем, но даже не поняла этого, поскольку в поисках тенистого Джебель эль-Каблы по ошибке перевалила через седловину, ведущую лишь еще к одному долгому кряжу сухой и бесплодной Хамады-Гир. Местность, по которой она ехала, была усеяна красноватыми башнями крошащегося камня или же покрыта странным темным налетом, хрупкой коркой, тускло отражающей солнечные лучи и хрустящей под широкими шагами верблюда. Здесь не росло вообще ничего, даже самые жесткие породы кактуса, хотя бы молочая. Когда они останавливались, верблюд недовольно ревел и поворачивал голову, пытаясь стащить мешок с кормом, притороченный к спине и совсем уже похудевший. Мариата понимала, что он голодает. Его горб, обычно большой и упругий, теперь стал дряблым и съехал набок, запасы жира почти иссякли.