Да только он не удержал равновесия и выкатился из сна с початой бутылкой в руке. Так солнечный зайчик выкатывается из зеркала, когда распахивают промытые на Пасху окна.

Карлсон понёс эту бутылку алхимику Сведенборгу, но не утерпел и выпил содержимое по дороге.

Алхимик, впрочем, не обратил на это ровно никакого внимания — он смотрел бутылку на свет, нюхал её и сказал, что дело швах. Карлсон встретился во сне с самим собой.

— А может, это мой нерождённый ещё внук? — спросил Карлсон.

— Может быть, но ты ведь знаешь, что наши дети — это мы сами. Они — наше отражение в зеркале, и оттого нам запрещено жениться на них, ибо нельзя жениться на самом себе. А мы всегда хотим, чтобы наши дети жили лучше нас, а они всегда живут хуже нас, пока у них не появятся свои дети, о которых можно сказать тоже самое. Но тут всё ещё хуже — жизнь твоего малыша будет горька как скисшее вино, и будет она недолга.

Карлсон опечалился.

— Да тебе-то что, Плюти-плют? — сказал алхимик Сведенборг. — Всё равно вы живёте в разное время — как бабочки и гусеницы. Когда есть гусеница, то нет ещё бабочки, а когда появляется их кокона бабочка, то гусеницы её породившей, и след простыл. Ведь ты помнишь, что нынешнее твоё имя переводится как «сын мужчины», а это значит просто «человек». Дело твоего ангела пророчествовать, а не творить; возвещать, а не участвовать.

Но Карлсон пришёл домой и, выпив смородинной водки больше обычного, снова провалился в сон. На этот раз он быстро добрался до знакомого окна и перелез в комнату через подоконник. Гимназист спал, а перед ним лежало прощальное письмо.

Карлсон прочитал его до конца и зацепился за подпись, как цепляется за сухую ветку куста колючий шар перекати-поле. Фамилия была проста, потому что она была мужского рода — а сербы украли у евреев умение превращать существительные в фамилии. Теперь Карлсон вспомнил и свою фамилию, давным-давно утерянную в дороге. Фамилия эта была жёсткая как сталь и короткая как выстрел.

Он осторожно, чтобы не разбудить, погладил своего нерождённого внука, и вынул из ящика письменного стола пистолет.

Пистолет не был похож на те, с которыми имел дело Карлсон. Он был некрасив и чёрен как ночь, на нём не было ни резьбы, ни инкрустации, а ствол вышел короток и безобразен. Впрочем, пули, как обнаружил Карлсон, странным образом были уже внутри.

Карлсон, впрочем, не сомневался, что справится с этим оружием, и сделает всё согласно письму гимназиста. В доме было тихо и сумрачно. Только ангел Джабриил, родной брат его святого патрона, смотрел на его с неба печально, потому что в этих местах все ангелы перепутались, и когда христианские святые напивались терпким виноградным вином, за людьми присматривали еврейские боги, но уходили, когда начиналась суббота, а мусульманские ангелы всегда были внимательны и трезвы.

Карлсон оставил перед спящим мальчиком бутылку своей водки, но потом забрал с собой. «У внука только начинается жизнь и ни к чему ему столько пить», — подумал Карлсон, ощущая круглое тело бутылки под мышкой.

Он неслышно притворил дверь и вышел в город, который уже бурлил, встречая приехавшего эрцгерцога.

И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.

Извините, если кого обидел.

08 июня 2012

Бабочка

Дядюшка Ю проснулся за несколько секунд до звонка. Зачем ему этот дар, это умение проснуться чуть раньше, он никак не мог понять — сердце всё равно бешено колотилось, подготовиться ни к чему было нельзя. Но вот в уши полилась вкрадчивая мелодия телефона.

Его мир уж точно не стал радостнее, когда он понял, о чём просит телефонная трубка.

А только что ему снилась огромная мохнатая бабочка с крыльями мрачного чёрного цвета, которая с любопытством смотрела на него с потолка. Дядюшка Ю с опаской посмотрел на потолок — он был пуст и чист.

Каждое утро он делал неприятное открытие — жены не было рядом. В пространстве сна, пока мохнатая бабочка находилась в поле его зрения, он ощущал рядом тепло женского тела. Жена всегда разбрасывала в стороны руки, и перед рассветом он гладил её равнодушную руку, торчащую из-под одеяла.

Но каждое утро он просыпался один.

И сейчас, как и всегда, он медленно спустил с кровати ноги, увитые взбухшими венами, и стал привыкать к перемене положения тела в пространстве.

Его вызывали на службу только когда дело было серьёзное — а, если вызвали, значит смерть пришла в их маленький курортный городок. А городок как бы не существовал, они был за пределами карты, пределами сознания — Северные территории были за штатом, даже чёрного порошка ему сюда почти не присылали. Как работать по серьёзным делам — было непонятно.

Дядюшка Ю медленно оделся и попрощался с портретом умершей жены на вечно светившейся в углу электронной фотографии.

Через полчаса он уже стоял в гостиничном номере, где, раскинув руки, лежал молодой человек. Фотограф уже ушёл, и у тела стоял только помощник дядюшки Ю.

— Префектура не любит, когда туристы умирают, — сказал помощник печально. — Смерть не очень хорошая реклама нашему туризму.

— Сейчас не тот сезон, когда что-то может помочь нашему туризму, — и дядюшка Ю посмотрел в окно, в которое зимний ветер бросал ошмётки солёной пены. — А до весны все забудут об этом финне.

— Он швед. Швед по фамилии Свантессон.

— Неважно.

Дядюшка Ю начал разглядывать тело. «Интересно, — подумал он, — он сидел в своём номере в костюме. Даже при галстуке… Кто сидит в номере в костюме, особенно с молодой женой? Кто из этих новых европейцев едет в свадебное путешествие зимой и сидит потом в номере в костюме и затянутом как удавка галстуке? Интересно, в этом ли костюме он женился? Дурачок».

— Можно вынимать? — спросил помощник.

— Да вынимайте, чего смотреть.

Тогда молодой полицейский, аккуратно взяв за края гарды длинный тонкий меч, выдернул его из груди покойника.

— Дешёвка, дешёвка для туристов, — брезгливо отметил помощник. — Я думаю, купили тут же, в сувенирной лавке.

— А где жена этого несчастного?

— С женой работает психолог.

Дядюшка Ю посмотрел в соседнюю комнату, но заходить туда не стал.

— Она говорит, что её изнасиловали. То есть какой-то тип влез в окно и убил её мужа. А потом её изнасиловал — она говорит, что это был ниндзя,