— Я Умилу стерёг! — недобро ответил Завид. — Где она, там и я... Да это дело не твоё.

Не найдя понимания и у него, Василий шагал по вечернему лугу, ища, что бы пнуть. Как назло, всё расчистили, не попадалось и завалящего камешка. И в этот самый момент, когда он кипел от злости, к нему подошёл старик и с наивной улыбкой протянул глиняную свистульку.

Василий едва её не раздавил в кулаке. Потом подумал, что свистулька-то не виновата, и старик не виноват, и вообще. Люди придут вот так же доверчиво, с радостными улыбками, а тут Казимир. И раздавит их, как глиняных петушков.

— Спасибо, — сказал Василий старику, потрепал его по плечу, и, сжимая свистульку, зашагал на поиски Мудрика.

Тот сидел у воды, конечно же. Горыня стоял в стороне, у качелей, и поглядывал на него оттуда. Разговора бы он не услышал — и далеко, и девки над ухом смеются.

— Ты вот как считаешь, — спросил Василий у Мудрика, присаживаясь рядом, — это честно, что мы людям ничего не говорим? Ну, обещаем праздник, а тут, наверное, будет совсем не весело.

— Недоброе дело, — тихо сказал Мудрик. — Баушка говорить, это чтоб меня спасти, да я не хочу так. Я уж говорив, чтоб уходили, да меня не слушають.

— Вот и хорошо, — сказал Василий, рывком поднимаясь на ноги. — Идём. Может, двоих послушают.

У свистульки был хороший, громкий голос. Заливистая трель разнеслась над озером. Показались над водой головы водяниц, выглянул дядька Мокроус, начали подходить и люди — и от корчмы, и от поля. Василий стоял на мосту и ждал, пока соберутся если не все, то многие.

— Вот вы видели Мудрика, — сказал он потом, указывая на него. — И вы все согласились, что он не похож на подменыша. Разве не так?

Люди загомонили вразнобой. Кто соглашался, кто спрашивал, к чему Василий клонит.

— Да к тому, что вы правы. Недаром говорят, что простой народ — он зоркий, а ещё, это, мудростью житейской богат. Царь-то Борис всякое пробовал, а на подменыша в деле взглянуть не догадался. А вы посмотрели и сразу поняли, что он настоящий царевич.

Люди сказали, что, мол, поняли, и что? Чего он от них ждёт, чтобы осуждали царскую волю?

Василий прицепился к слову и спросил, мол, точно ли они уверены, что это царская воля? Началось-то всё, когда Казимир в их царство прибыл. Тогда и Мудрика отослали, и Борис задумал передать власть колдуну.

— А ещё, — сказал, — слухи о подменыше не на пустом месте возникли, а потому, что царевич родился совсем не таким, а нормальным. И мать его видела, и отец...

Он заметил в толпе Тихомира и рядом Марьяшу, побелевшую от волнения.

— И староста наш, он был тогда царским советником, — продолжил Василий, указывая пальцем, — и не просто советником, а лучшим другом Бориса... Вот и он видел, что Мудрик родился обычным ребёнком. А потом в один день — раз! — и изменился. Но мы с вами уже знаем, что он не подменыш, а что это значит?

Народ притих. Стало слышно, как звенит одинокий комар и как озёрные волны шепчутся с берегом. Василий, затаив дыхание, молил про себя, чтобы хоть кто-то догадался. Не мог же он всё говорить за них!

В тишине робко прозвучало:

— Может, прокляли его?

Кто говорил, осталось неясным, хотя голос был подозрительно похож на Марьяшин. Главное, что следом зашумели и другие: мол, проклятие, не иначе! А как ещё-то? Проклятый он, сразу видать!

— А кто ж сотворить-то мог этакое зло? — раздался закономерный вопрос. — Ежели он токмо народился, рядом-то никого и не было, окромя...

— А вот вместе и разберёмся, — торопливо и громко сказал Василий, а то разговор угрожал принять не то направление. — Если мы, простые люди, сразу поняли, что Мудрик не подменыш, то вы думаете, Казимир не понял? Колдун-то?

— Да уж понял...

— Должон бы понять...

— Понял, да смолчал!

— А ежели смолчал, так не его ли вина?

— Вот! — воскликнул Василий. — Так и есть. Казимир всё это подстроил, царя Бориса ложью опутал, да и хочет царство отнять. А хуже того, что он их с женой обманул. Это же, представьте только, двадцать лет они думают, что их сына нечистая сила утащила и мучает! У кого из вас есть дети, у тебя?.. Отлично, у тебя? Тоже?.. Вот, вы понимаете, каково это, если ребёнок пропал, и родители двадцать лет не знают, где он, что с ним?

Василий перевёл дух и продолжил:

— Каково это, а? Легко ли жить в неведении?

— Да лучше уж знать, что помер, да схоронить, чем так-то, — откликнулись из толпы.

— Это ж они родного-то сына, как пса приблудного, вышвырнули! Ежели б знали, небось волосья-то себе повыдирали!

Раздался странный звук. Василий, обернувшись, понял, что довёл Мудрика до слёз, и с досадой подумал, что надо было не тащить его с собой на мост. Теперь стоят у всех на виду, и не сойти — народ подступил и слева, и справа, — и разговор нужно закончить. Не зря же он всё это начал.