– Ты повзрослел, мальчик. Теперь ты мужчина.

Он покачал головой. Не уверен.

– Да, ты девственник, – продолжала гадалка безжалостно. – Но все равно – мужчина. Ты говоришь, как мужчина, смотришь на женщину, как мужчина. Ты вырос.

– Я всего лишь побывал в бою.

– Я до сих пор не верю, что это был Георгий. Гоша, надо же.

В палатке стоял сладковатый запах алкоголя. Гадалка плеснула себе в кружку, не стесняясь Артема, выпила. Он дернулся, остановился. Сел обратно. Нельзя вмешиваться.

Лахезис кивнула.

– Да, ты вырос. Скажи мне снова, что любишь меня. Даже если это будет неправда.

– Я люблю тебя.

Лахезис вздохнула, и словно на миг захлебнулась воздухом.

– Ты лжешь, малыш. Но я рада, что я снова это слышу. Эти слова бальзам для души любой женщины. Ими можно воскрешать мертвых.

– Мне нужно идти, – сказал Артем. Поднялся.

– Ты не зайдешь к ней?

Он подумал и покачал головой.

– Не хочу ее вовлекать.

– Ты уверен? Я могу позвать ее.

Артем выпрямился. Нет, решено. Ему нельзя задерживаться, нельзя подставлять других. Это его выбор.

– Не надо. Спасибо.

* * *

«Изюбрь», – подумал он. Странная девушка. С румянцем, цветущим на щеках, как вспышка ядерного взрыва. Он все еще продолжал думать о ней, когда его остановил патруль.

Офицер в камуфляже, с ввалившимися худыми щеками, небритый. Рядом – два солдата. Все с автоматами.

– Документы, пожалуйста.

Артем вздрогнул. Чертов идиот, расслабился! Он аккуратно сунул руку в нагрудный карман, где лежали документы на имя лейтенанта Оберюхтина, но там было пусто. «Кажется, я переложил документы в сумку, перед тем как зайти к Лахезис…» Артем мысленно выругался.

Он вспомнил, что забыл сумку в палатке госпиталя.

– Кажется, я их оставил… Я могу принести, – он запнулся. Нельзя вести их к Лахезис!

Пауза. Вокруг начал собираться народ. Обидно, а ведь он почти добрался до своей части. Артем заметил несколько знакомых лиц в толпе. Циркачи!

– У меня… нет документов.

– Вы арестованы, – сказал офицер. – Положите оружие на землю и поднимите руки.

– Что? – Артем даже не понял. Это что, шутка? Какое оружие?

– Арестованы, – повторил офицер. – Берите его.

Два солдата двинулись к Артему. Тот все еще стоял, не в силах собраться.

Один из солдат, кряжистый, взял Артема за правое запястье. Второй, сутулый, ухватил за локоть. Парень почувствовал, как жесткие пальцы впились ему в предплечье.

– Пошли, ну! – сказал сутулый.

Инстинктивно, без четкой мысли, Артем присел, крутанулся вокруг своей оси и мягко вынырнул вверх.

Алле-оп! И готово.

Он был свободен. Солдаты, схватившись друг за друга, повалились на платформу. С матом расцепились, вскочили…

Аплодисменты. Редкие, жесткие, отрывистые.

Артем поднял голову. Только один человек хлопал – с усилием, словно сминая между ладоней воздух. Человек, которого здесь не было, и быть не могло. Человек, который сейчас умирал за несколько станций отсюда, на койке полевого госпиталя…

Питон.

Светлые равнодушные глаза его смотрели на Артема. На клоуна Мимино. В глазах был намек. «Артист умер. Да здравствует Артист».

«Ну же, соображай». Время идет. Солдаты вот-вот подойдут. Бежать некуда. Что же делать? Чего Питон от него ждет?

Артем сделал сальто назад и изящно раскланялся. Как и положено клоуну – чуть преувеличенно, но грациозно. В толпе засмеялись. Он слышал, как сзади ругаются солдаты.

– Мимино, лови! – крикнули ему. Артем увидел Жантаса – акробат бросил ему один за другим три желтых теннисных мячика. Грязных и засаленных, но таких знакомых. Артем поймал мячики, кивнул Жантасу. «Спасибо, брат», и начал жонглировать. Он спиной чувствовал, как солдаты приближаются…

Но прежде чем они подошли – аплодировали уже все. И уцелевшие в бою циркачи, и просто зеваки. И даже военные из других частей. «Браво!» – крикнул кто-то.

– Да ты, я смотрю, тут национальный герой, – язвительно произнес офицер.

В следующее мгновение ему жестоко завернули руки за спину. Артем застонал сквозь зубы. Мячики раскатились по серой платформе.

Толпа недобро загудела.

– Отпустите его!

Офицер достал из кармашка потрепанной рубашки удостоверение. Поднял над головой, не раскрывая.

– СМЕРШ, – пронеслось по рядам. – Смерть шпионам.

– В чем он виноват? – снова голос из толпы.

– Мы разберемся.

– Да щас, – Гудинян вышел вперед. Артем удивился. Обычно трусоватый фокусник вдруг стал решительным и смелым.

Хотя… Артем усмехнулся… Юра все равно отчаянно трусил.

– Разбирайтесь прямо перед нами, – потребовал Гудинян. – А то пропадет человек, и поминай, как звали. Знаем мы такое. Он наш. Мы его не оставим.

– Точно, – циркачи загудели, заговорили разом. Словно то, что Гудинян набрался смелости, делало всех остальных раза в три храбрее и сильнее. – Он наш, цирковой.

Артем выпрямился. Надо же. Неожиданный момент для гордости. Но ощущения все равно – потрясающие.

– Он арестован, как дезертир. Дело будет разбираться военным трибуналом. Это ему еще повезло.

Рука офицера потянулась к кобуре. Гудинян усмехнулся – как-то странно, желчно. Иногда Артем забывал, что фокусник гораздо старше его самого. Тридцать с чем-то лет. Почти старик для метро. Он родился еще до Катастрофы.

Гудинян взмахнул рукой.

– Скажи: абра-кадабра!

Офицер заморгал.

– Что?

В руке Гудиняна оказался пистолет. Черный, блестящий. Офицер неверяще смотрел, рука дернулась к кобуре… Пустая!

– Блядь! – офицер вскинул голову. – Пистолет верни, дебил.

Солдаты наставили автоматы на Гудиняна. Фокусник усмехнулся, продолжая играть пистолетом. Перекидывал его из руки в руку, вертел на пальце. Быстро, ловко, красиво. Артист.

– Юра, – негромко позвал Артем. Сделал шаг к фокуснику, поднимая руку. – Юра, не надо.

Циркачи вдруг надвинулись со всех сторон. Солдаты растерянно оглядывались.

– Юра, верни оружие. Хватит играться.

Артем поймал взгляд Гудиняна и покачал головой. Не надо. Хватит на сегодня жертв. Фокусник помедлил. Затем перекинул пистолет рукоятью вперед и протянул офицеру.

Артем кивнул. Оглядел родные лица циркачей. Они ловили его взгляд и кивали ему – да, брат. Мы с тобой, брат. Держись, брат.