Тертый выпрямился.

– Ну, что там еще?

– Группа Вегана под названием «Бранденбург-24» действует у нас в тылу, – доложил помощник. Тертый поморщился. «Только этого не хватало». – Все они обычные люди, не адаптанты. Возможно, прошедшие специальную подготовку. Что важнее, они предатели, поэтому живыми сдаваться не будут. Они безжалостны, авантюрны, изобретательны и хладнокровны. Они ненавидят нас так, как могут ненавидеть только предатели.

Мы для них не враги. Мы для них скот и нелюди.

Лесин помедлил.

– И, возможно, даже кормовая база.

Эрмитаж, крыльцо, день X + 6, около часа ночи

Краткий миг спокойствия перед дальнейшим. Компания отдыхала, ветер заунывно подвывал. Низкое ночное небо висело над белым-белым Питером. Видно все вокруг, до мелочей.

– Ты раньше здесь был, правильно? – спросила Герда.

Скинхед кивнул.

– Мы с этой штукой внутри – старые приятели. Она меня как-то едва не слопала.

– Почему передумала?

Скинхед пожал плечами.

– Представьте бегающую и рявкающую ультразвуком мясорубку – это будет он. Экскурсовод еще та жопа. Мы тогда потеряли одного из наших. У нас был караван, шли к Электре. Кривой сдуру попытался снять одну из картин, чего-то испугался и побежал. Забыл о правилах. Бегать – нельзя.

– Он погиб?

Убер задумчиво погладил себя по макушке.

– Не, ему ноги оттяпало. В общем, мораль сей басни такова… Экскурсовод не убивает, он наказывает.

– А ты? Тебе что, вообще не бывает страшно?

Убер повернулся. Так резко, что Герда смутилась.

– Хочешь, я расскажу тебе о страхе?

– Мм… давай.

– Когда мне было десять лет, я знал, что мой отец бессмертен.

Убер помолчал. Серое питерское небо плыло над головами, над Александровской колонной.

– Тогда было легко и просто: знать, что с твоим отцом ничего не случится. Он самый умный и самый сильный, он может все. Это далеко от обожествления. Мой отец не был идеален, это факт. Но это был – и есть, и всегда будет – мой отец. Он курил по пачке в день, он пил кофе литрами, у него случались страшнейшие запои. Он, бывало, говорил и делал глупости. Но это всегда был мой отец.

Вот в чем парадокс.

Мы никогда не помним в точности того, что было. Наша память создает воспоминания. Чем дальше, тем больше. Заполняет пустоты, восстанавливает или придумывает связи, налаживает причинно-следственную логику. Как сказал один умный человек, в выдумке, в отличие от жизни, всегда должен быть смысл. Этим наша память и занимается – день и ночь, без сна и отдыха. Придает смысл окружающему нас хаосу.

– Так что будем де… – начал Комар. Герда толкнула его локтем в бок. Комар замолчал.

Убер выпрямился.

– Когда мне было десять лет, я знал, что мой отец бессмертен. Когда мне было одиннадцать, мой отец погиб. Сейчас мне сорок три года. И теперь я точно знаю: мой отец бессмертен.

Когда я встаю один против десяти, я спокоен. Потому что, в какой бы заднице я не оказался, я знаю: когда встаю я, мой отец встает рядом со мной. Плечом к плечу. Тогда чего мне бояться? Ну, скажите, что может меня напугать?!

Молчание. Ахмет хмыкнул. Скинхед повернул голову.

– Тебе что-то не нравится, простоцарь?

– Пошел ты… вместе со своим отцом.

Убер медленно поднялся. Герда мысленно охнула. Сейчас скинхед его убьет.

– Глупый ты, Ахмет, – сказал Убер. – Думаешь, ты меня оскорбил? Ты себя оскорбил. Думаешь, я тебя убивать буду? Я тебя просто возьму и закину обратно. Искусством полюбоваться. Хочешь? – он надвинулся на бывшего царя.

– Пошел ты.

Скинхед ударил его ногой под ребра. Хрясь.

– Убер! – Герда подскочила. – Зачем так-то?!

– Просто я обидчивый. И ранимый. И пиздец какой злой.

* * *

Внутри Эрмитажа шумно вздыхал Экскурсовод. Бродил по залам, включал и выключал свет. Маялся.

Похоже, выходить из здания он не собирался. Или не мог.

– Не, мы к тебе больше не пойдем, – сказал Комар. Он выдохнул, сел на парапет. Сил не было. Положил автомат на колени.

– Что, брат Комар, устал? – скинхед осекся.

– Сваливаем отсюда, – негромко сказал Убер, глядя куда-то над головой владимирца. – Обратно.

Комар поднял взгляд.

– Чего-о? Ты сдурел?

– Обратно, – Убер мотнул головой. Обратно – это в здание Эрмитажа. Комар дернулся.

Воспоминание о том, чего они чудом избежали, заставило его перекоситься. Да ну, на фиг. Убер что, шутит?!

– Почему?!

Убер кивком указал направление. Комар вгляделся.

– Не вижу.

– Вон там, у колонны. Видишь?

Комар, как дитя подземелья, обладал прекрасным ночным зрением. Так что, сообразив, куда нужно смотреть, Комар сразу же обнаружил пришельцев. Вооруженные люди двигались через площадь уверенно и спокойно, словно были здесь хозяевами. Двенадцать человек.

– Но… – Герда не могла поверить ушам. – Там же… Экскурсовод!

Убер выпрямился.

– Лучше десять экскурсоводов, чем веганцы.

– А ты откуда знаешь?

– Было дело. Быстрее!

Ахмет замешкался. Может, стоит сделать вид, что шнурок развязался, и отстать от этой дурацкой компании… Веганцам можно объяснить, что он царь Восстания – и все будет в порядке. Пинок под зад резко прибавил ему скорости.

– Давай, заморыш! – Убер вышел из себя. – Шевели лабутенами!

Один из силуэтов замер. Потом повернулся в сторону компаньонов. Вскинул сжатый кулак. Знак «внимание».

Убер в сердцах стукнул по колонне.

– Черт! Нас заметили! Наверх, быстро!!

Компания помчалась по пандусу, уже не заботясь о тишине. Ввалились в криво висящие двери в огромный холл музея. Побежали по лестнице наверх.

– Вперед! – закричал Убер. – Бегом!

– Там же Экскурсовод?!

– Да по фиг на него! – скинхед прибавил шагу. – Морду кирпичом и бегите, что есть сил!!

Комар побежал. Он бежал мимо гниющих на стенах шедевров живописи, мимо бронзовых и мраморных статуй, мимо трехтысячелетнего наследия вымершего человечества. Рюкзак больно бил по спине.

На улице начали стрелять. Пуля гулко ударила в водосточную трубу. Эхо пошло гулять по опустевшим, засыпанным снегом улицам Петербурга.

– Уходим!

Очередь разбила окно и разнесла в щепки картину в золотой раме. Мужик в белом парике словно вздрогнул… Бум. Комар в последний момент успел увидеть, как лицо на портрете исказилось гримасой ярости… и боли. Дальше он уже не видел, бежал.