Вновь появился Савицкий. Сегодня он возникал с настойчивостью и непредсказуемостью тени Гамлета-старшего.

— Прокуратура закончила обыск у него дома и в его служебном кабинете, — сообщил он. — В квартире в сейфе нашли шестьсот тысяч долларов. Жена клянется, что ничего о них не знает. Предположила, что деньги принадлежат не ему.

— Вот дура! — ахнул Плохиш. И поспешно прибавил: — А, может, я ему больше одалживал? Я сейчас что-то такое припоминаю.

— В кабинете, тоже в сейфе, было еще сто пятьдесят шесть, — закончил Савицкий.

— Но это-то точно мои! — заявил Плохиш.

— Ага, — поддакнул Виктор. — Там на всех купюрах вместо Вашингтона — твоя наглая морда. Вообще, должен сказать, что нескромно парень хапал. Как говорится, не по чину брал.

Савицкий двинулся к двери.

— Вы забыли сказать: «Adieu, adieu. Remember me!» — напомнил я.

— Простите? — не понял Савицкий.

— Шутка. Это из Шекспира.

— А при чем тут Шекспир? — вмешался Плохиш. — Говорю вам, его из-за бабок грохнули, а не из-за Шекспира.

С этим никто спорить не стал.

О покушении на Сырцова губернатор узнал в четверг, в Москве, куда он прилетел накануне вечером с женой. Он остановился в здании представительства Уральской области — красивом особняке в историческом центре Москвы, купленном губернской администрацией для размещения чиновников во время их пребывания в столице. Откровенно говоря, губернатора не очень волновало, где именно живут его подчиненные, но свои визиты в Москву он любил обставлять со всем возможным комфортом. В представительстве, помимо современных гостиничных номеров, была своя кухня с поваром, бизнес-центр и большой штат обслуги, включая десяток водителей с машинами.

Подобно большинству высокопоставленных российских чиновников, Лисецкий копировал привычки президента, в том числе и те, которые были глубоко чужды самому Лисецкому. Он играл в теннис, потому что все в Кремле играли, ездил на охоту, хотя терпеть не мог мерзнуть зимой на номерах и предпочитал, если уж на то пошло, безопасную стрельбу с вертолета.

Президент вставал неприлично рано, около пяти утра, и Лисецкий, вообще-то любивший поспать, теперь без всякой надобности заставлял себя ставить будильник на семь часов, а потом некоторое время слонялся в дурном настроении, не зная, чем себя занять. На этот раз, поднявшись и позавтракав, он позвонил своему помощнику, который уже успел доехать до работы, поскольку разница между Москвой и Уральском составляла два часа. Помощник-то и доложил губернатору о вчерашнем происшествии во всех подробностях.

Новость о взрыве и пребывании Сырцова в реанимации привела губернатора в неописуемый восторг.

— Сколько, ты говоришь, у него в сейфе нашли? — возбужденно кричал он в трубку, мгновенно забыв все свое раздражение. — И на работе тоже? Отлично! И вокруг него деньги валялись? Ух ты! Вот это здорово! Умел красть, не то что мы с тобой! Срочно найди Торчилину, — это была фамилия пресс-секретаря губернатора, — пусть даст команду газетам немедленно это печатать. В том духе, что чиновники мэрии бесстыдно заворовались. Грабят город и теперь уже сами становятся жертвами бандитских разборок. И телевидение тоже пусть это показывает. И с Решетовым, с Решетовым надо связаться, чтобы их средства массовой информации тоже подключились! Да! И про Кулакова побольше. Кулаков тут главный герой! Скажи, я предлагаю такой заголовок «Кулаков устраняет своих сообщников». Как при чем? Да плевать я хотел, виноват он или не виноват. Я откуда знаю? А вдруг это именно он? Может, они там с Сырцовым деньги не поделили! Пусть народ знает, как мэрия живет! А то строят из себя честных, нас поливают, а сами деньги гребут! Короче, пусть подготовит материал, расставит все акценты и позвонит мне. Лады?

Не в силах сдержать радость, он побежал в свой просторный трехкомнатный номер и разбудил жену, которая мирно спала, игнорируя все чиновничьи обычаи и графики.

— Ленка! — тормошил он ее. — Да проснись ты! Сырцова взорвали! Вчера вечером! Возле собственного дома. Кучу денег у него нашли. И дома и на работе. Почти миллион!

— Что? — недовольно переспросила она, открывая свои красивые синие заспанные глаза.

— Да Сырцова говорю, взорвали! Пашу! Помнишь его? Лисецкий, забывшись, даже пританцовывал. Она зевнула и встряхнула головой.

— Ну и чему ты радуешься? — осуждающе уставилась она на него. — Человека убили, а ты скачешь от счастья!

— Да его не убили! — захлебывался губернатор. — Ранили только. Да черт с ним! Дело вообще не в нем! Ты понимаешь, что теперь Кулакову можно забыть про выборы? Он теперь — труп! Мы такой скандал в прессе поднимем вокруг этого покушения! Еще и Москву подключим! Я сегодня же Либерману скажу, чтобы это по центральным каналам показали. Он потер руки в предвкушении.

— Ты рехнулся? — довольно бесцеремонно осведомилась жена. — У этого Сырцова жена есть, дети, наверное. Ты представляешь, какое для них горе! Отца, мужа чуть не убили! Искалечили, наверное. А ты только про выборы думаешь. Ты за свою должность мать родную готов продать. Не говоря уже про нас с Николашей.

— Дура ты! — обиделся губернатор и, надувшись, двинулся к выходу. — Ничего не понимаешь в политике!

— Тоже мне политик! — огрызнулась она вслед. И дождавшись, пока за ним закрылась дверь, проворчала себе под нос: — Как был ты жлобом, так и остался.

В кабинет Лисецкий вернулся сердитым, но после нескольких звонков в Уральск его настроение довольно быстро исправилось. В последующие несколько часов он только и делал, что давал руководящие инструкции Торчилиной и придирался к каждому слову в тексте, который она читала ему по телефону. Ему хотелось, чтобы получилось хлестко.

День Лисецкому предстоял на редкость хлопотный. Сначала нужно было заехать в Совет Федерации и поприсутствовать на очередном заседании бюджетного комитета, членом которого он являлся. На три часа назначен обед с Либерманом. А вечером ему необходимо было попасть на запись телевизионной передачи по первому каналу, деньги за участие в которой он уже отдал.

Несмотря на такой плотный график, Лисецкий, кровь из носу, должен был успеть еще в одно место: в Стольном переулке. Там, в доме номер 4, располагался штаб по подготовке его президентской кампании. Туда рвалась его Душа.

Штаб работал уже больше двух месяцев, но его существование хранилось от уральских сподвижников Лисецкого в строжайшей тайне. Близкое окружение, конечно, знало, так как то одному, то другому доверенному чиновнику приходилось выполнять различные поручения, связанные с деятельностью штаба, да и сам Лисецкий нет-нет, но пробалтывался. Знал о штабе и Храповицкий, который безропотно нес бремя половины штабных расходов. Само собой, знал и Либерман, на которого приходилась треть. Остальное добивалось из бюджета по сложным схемам, через «Потенциал». Своих личных денег Лисецкий пока не вкладывал.