Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кардинал курии Шперлинг напряженно следил за объяснениями Польникова. Холодность и точность, с которой тот описывал ход преступления, были поразительны и страшны одновременно.
— Каким образом вы завладели этим чудо-оружием, Польников?
— Получил из первых рук, — ответил секретарь, не поднимая глаз от плана, — от одного шпиона КГБ. Обошлось недешево — один миллион.
— Лир?
— Долларов! Я вас умоляю! Для подобных типов существует только одна валюта — американский доллар.
Тут вмешался кардинал курии Смоленски. Обращаясь к Шперлингу, он сказал:
— Теперь вы видите, сколь уместно мы инвестируем деньги за проданные картины?
Не обращая внимания на замечание Смоленски, Польников добавил:
— В стоимость входит также дистанционное управление, мощность которого составляет десять ватт. Это означает, что вы можете управлять установленным на платформе оружием с расстояния от трех до пяти километров.
Секретарь полез в карман своего пиджака и вынул нечто толщиной с большой палец, положил предмет на стол и сказал:
— Это передатчик, при помощи которого производится выстрел. Легкое нажатие на один из концов и — ба-бах! — Глаза Польникова засверкали, словно Вифлеемская звезда.
— Если я вас правильно понимаю, Польников, — кардинал курии Шперлинг казался задумчивым, — для этого нам вообще не нужен стрелок?
— Конечно нет! — Польников подмигнул Смоленски.
Тот вынул из своих документов пачку фотографий и разложил их на столе.
— Это фотографии прессы с пасхального благословения «Urbi et orbi» за последние двадцать лет. Как видите, наша цель, то есть его предшественник, стоит вплоть до сантиметра на одном и том же месте. Сравните расстояние до двери в обе стороны, то есть до колонн и пилястров — оно одинаково на всех фотографиях. Это означает, что оружие Токарева можно монтировать на нижней платформе за день или два до часа X, настроить при помощи прицела и зарядить патроном с N3. Если прикрыть его брезентом, «Токарев ЛЗ 803» будет столь же невидим, как Святой Дух.
— Гениально! — с невольным восхищением воскликнул кардинал курии Шперлинг. — Остается только два вопроса: кто и когда произведет выстрел?
Тут государственный секретарь кардинал Смоленски поднялся и, сложив руки, словно собираясь держать речь, произнес всего одно слово:
— Я.
Шперлинг нисколько не удивился, однако все же задал Смоленски вопрос:
— И где вы будете при этом находиться?
— Я скажу, что нехорошо себя чувствую, и буду следить за происходящим по телевизору в своем офисе. Как только наша цель займет место в лоджии, я нажму на кнопку.
Кардинал курии Шперлинг поглядел на секретаря Смоленски:
— Надежно ли это с технической точки зрения?
— Как пить дать, — ответил тот.
Поздно вечером Жюльетт вернулась в Неми. Утолив страсть, она ощутила уколы совести. Она заранее приготовила отговорку по поводу своего позднего возвращения. Но едва она сказала Бродке, что провела день в Риме, он сразу же поинтересовался, не удалось ли ей узнать что-нибудь новое.
— К сожалению, нет. А тебе? — осторожно осведомилась Жюльетт. — Как успехи?
Бродка поскреб подбородок.
— Нам с Зюдовым посчастливилось найти этого падре с Кампо Санто Тевтонико. Его упекли в дом для престарелых монахов.
— Зачем? — спросила Жюльетт.
— Скорее всего, кто-то решил списать его в запас. И этот факт подтверждает, что на Кампо Санто Тевтонико действительно похоронена моя мать. Падре признался, что видел похороны своими глазами. И вероятно, именно поэтому его сослали в Сабинские горы.
— Этому монаху действительно что-то известно?
— Во всяком случае, он сказал, что на катафалке были мюнхенские номера.
— И ты полагаешь, что этого достаточно в качестве доказательства?
— Да. Остается только вопрос, почему ее похоронили именно на этом кладбище.
— Ты уже думал о том, что твоя мать могла быть любовницей Смоленски? Я имею в виду, в то время, когда он еще не был кардиналом.
— Но это же абсурд! В своем письме моя мать называет Смоленски дьяволом. Должно быть, по какой-то причине она ненавидела его.
— Вот именно. Ненавидеть можно только того, кого когда-то любил.
Бродка, не проронив ни слова, пристально посмотрел на Жюльетт.
Ее по-прежнему мучила совесть. Она вдруг почувствовала, что у нее дрожат уголки губ. Внезапно она испугалась, что потеряет Бродку. Почему он так смотрит на нее?
Однако, к облегчению Жюльетт, Бродка наконец сказал:
— Мы даже не знаем точно, была ли знакома моя мать со Смоленски. Нет, мне кажется, что тут дело совсем в другом.
— И в чем же?
Бродка пожал плечами и промолчал.
— Ты уже слышал, что Мейнарди, музейный сторож, арестован? — спросила Жюльетт и тут же пожалела об этом.
— Откуда ты это знаешь?
— Из… из газеты, — солгала она.
— Дай почитать.
— Я оставила ее в кафе на столике.
— По какому обвинению его арестовали?
— Он хотел положить в банк двадцать пять миллионов лир.
— Это большие деньги для такого человека, как Мейнарди, но все же не причина для ареста.
— Деньги были фальшивыми.
Бродка задумчиво потер подбородок.
— Значит, мечта о скромном счастье оказалась недолговечной?
Он подошел к телефону и набрал номер Зюдова.
— Это Бродка. Мейнарди арестовали. Деньги, которыми его подкупили, оказались фальшивыми.
— Я знаю, — ответил Зюдов на другом конце провода. — Мне сообщили об этом сегодня. Бродка, откуда вам стало известно об аресте несчастного старика?
— Ну, это же было в газетах.
— Не было. Или вам уже принесли завтрашние газеты?
Бродка не ответил и посмотрел на Жюльетт, которая поднималась по лестнице.
— Вы ведь понимаете, — сказал Зюдов после короткого размышления, — что Мейнарди могут отпустить, если мы дадим свидетельские показания.
— Да. Но я в ответ попросил бы об услуге. Мейнарди больше не должен молчать. Старик обязан признаться, за что он получил эти злосчастные двадцать пять миллионов. Только тогда мы согласимся дать показания. Я прав?
— Я того же мнения. У меня есть информатор в управлении полиции. Он скажет, где сидит Мейнарди. Разрешение на посещение получить не так уж трудно. Вы сможете приехать завтра в Рим?