Потом мы его расспросили, откуда он знает эту, как ему казалось, «самую известную» у нас песню. «Ларчик открывался» проще, чем мы думали, – предыдущая делегация подарила ему пластинку «Песни советского кино». Вот он и выбрал…

В Эфиопии народ не совсем чернокожий, а такие смуглые «пушкины». Причём там много христиан…

Когда мы находились там, страна была на военном положении, поэтому после двадцати трёх часов повсюду вступал в силу комендантский час. На открытие кинофестиваля в залы дворца нужно было проходить сквозь металлоискатели. Сейчас это повсеместная норма, а тогда это было дико и страшновато…

Мы с Виталиком выступали и перед нашими лётчиками и подружились с ними. В знак дружбы и признательности они предложили нам «полететь искупаться на Красное море». Мы, авантюристы, конечно, согласились. И, тайно от наших посольских, отправились на двух вертолётах «купаться». Почему тайно? Да нас никто не отпустил бы – опасно: лететь нужно было над горами, покрытыми густым лесом, в котором засели сепаратисты, а они не стали бы вникать, зачем мы летим на пляж. А почему два вертолёта, а не один? Да по той же причине – опасно. И если «один вертолёт собьют, то те, кто летел в другом, смогут об этом рассказать…».

Несмотря на опасности, мы, конечно, полетели. Картинка была ещё та!.. Пляж на Красном море. Вдруг над водой у берега зависает вертолёт, поднимая волны и брызги крутящимся пропеллером. Из вертолёта выбрасывается верёвочная лестница, по которой спускается странная «группа товарищей» и по воде идёт к пляжу…

Мы искупались, выпили по кружке пива и полетели обратно…

Ещё одна «вертолётная» история. Мы полетели из Аддис-Абебы в какой-то маленький городок в горах – тоже на вертолёте. И в полёте один из пилотов предложил мне повести вертолёт. Я сначала испугалась, что не сумею, но мне сказали, что «ничего сложного»: штурвал вверх – штурвал вниз, вправо-влево. И я села за штурвал…

Вверх-вниз… Получается! Тут я спохватилась, что не знаю, в каком направлении лететь. И пилоты надо мной подшутили, сказав, что для меня ориентир – «серпантин» внизу, и что лететь надо, как раз повторяя все его извивы. Вот я и полетела, виляя и петляя…

Через пять минут в кабину ворвался Виталик Соломин с криком: «Варлей! Ты что, с ума сошла?! Меня укачало!..»

Перед самым отъездом в Москву нашу делегацию Эфиопская кинокорпорация пригласила на ужин. Но Виталик вспомнил, что нужно ещё успеть заехать в госпиталь, который наши построили в подарок Эфиопии. Московские друзья попросили его привезти какое-то редкое лекарство, которое у нас купить было невозможно.

Мы приехали в этот госпиталь – потрясающий, построенный по последнему слову техники, фантастически оснащённый, – нашим бедным больным такое и не снилось! Разыскали главврача, познакомились с ним. Виталик передал просьбу московских товарищей. Лекарство тут же принесли. Но, узнав, что мы должны идти на ужин, врач посуровел, запер дверь кабинета изнутри, открыл сейф, достал оттуда бутылку коньяка и разлил по трём стаканам со словами: «Пока не выпьете, я, как врач, вас отсюда не выпущу!..»

Мы что-то проверещали и посопротивлялись, но доктор был серьёзен и непреклонен. Я давилась, но пила. Виталик не давился, просто выпил…

Уже очень скоро, на ужине, мы поняли, насколько был прав врач, и много раз поминали его добрым словом, даже тогда, когда вернулись в Москву…

На ужине перед нами поставили круглые соломенные столики, и официанты быстренько прямо на них раскатали гигантские, во весь стол, блины. А потом потащили начинку и начали раскладывать на блинах. Наш «совэкспортфильмовец» каждый вид начинки сопровождал комментариями. Посреди блина выложили горку жареного мяса («это можно есть!»), потом понесли рис («можно!»), потом тушёные овощи («можно!»), потом что-то типа брынзы («вот это не обязательно!»).

А по краю разложили абсолютно сырой мясной фарш («нельзя, это смерть!» – прошипел наш представитель)…

Тут председатель эфиопской кинокорпорации встал, поблагодарил нашу делегацию за замечательно проделанную работу. Сказал, что надеется не раз нас увидеть в их прекрасной стране. А в благодарность нам, как почётным гостям, будет предложен куш (всё это переводил наш «совэкспортфильмовец»). Я не успела дождаться ответа на свой вопрос: «А что такое куш?» – маленькая эфиопская ручка с длинными тонкими пальцами оторвала и быстро скрутила в трубочку часть блина – со всеми видами начинки – и таким же молниеносным движением засунула это мне в рот. Я поняла, что «смерть» уже внутри меня, но, «как настоящий советский человек», я выплюнуть это не могу…

Я «тщательно пережёвывала» куш. С выпученными глазами, из которых уже готовы были покатиться слёзы. А Соломин, глядя на меня, давился от смеха – до тех пор, пока заместитель кинокорпорации не произнёс тоста в честь Виталика и не запихнул блин с начинкой в него…

Мы оба сидели, выпучив наполненные слезами глаза, и жевали. Потом – проглотили…

Напоминаю, что в СССР в это время был горбачёвский «сухой закон», поэтому нашего спасителя – главврача госпиталя – мы вспоминали в течение вечера, а когда он закончился, кинулись к «совэкспортфильмовцу», требуя, чтобы он вёз нас к себе и пичкал какими-нибудь снадобьями, чтобы нам не помереть. Он повёз, но ничего, кроме бутылки виски, дома не нашёл…

В отель он нас повёз, когда уже наступил комендантский час – в половине двенадцатого. Машина ехала в абсолютно полной темноте с выключенными фарами, открытыми дверцами и со скоростью 20 км в час. На вопрос «почему» нам ответили: «Так надо…» И в это время раздалась громкая автоматная очередь – явно в нашем направлении (Виталик мне потом сознался, что от страха у него было ощущение, что эта очередь прошила его насквозь!). Наш водитель зажёг свет в машине. Из темноты к нам шагнули вооружённые военные…

На объяснение, кто мы и откуда, ушло довольно много времени. Но когда патруль понял, что это советская киноделегация, нас отпустили. Мы доехали до отеля и наутро благополучно улетели. А в Москве ещё долго созванивались, чтобы узнать, обошёлся ли нам наш эфиопский прощальный ужин без последствий…

Я рассказывала, что привезла из поездки на Кипр в подарок съёмочной группе «Ливня» целый ящик лимассольских вин.

На Кипр в первый раз я попала после войны киприотов с турками. Тогда киприоты надеялись, что освободят от турок свой остров. Но получилось как раз наоборот. Турки победили, и лучшая часть острова с хорошо развитой инфраструктурой, благоустроенными городами и лучшими пляжами досталась им.

Когда мы со знаменитым кинорежиссёром Эльдаром Рязановым прилетели в Никосию, нас поселили в отель, в котором окна наших номеров выходили на турецкую сторону. И мы могли наблюдать турецких «пограничников» с оружием и в очень колоритной военной форме. Хотя границы как таковой не было – стояли какие-то пирамиды, сооружённые из бочек, а за ними уже начиналась турецкая часть острова.

Немножко придя в себя после перелёта, мы с Эльдаром Александровичем решили прогуляться. Стоял ноябрь, но было ещё совсем тепло – градусов 20–25. На деревьях висели созревшие апельсины, мандарины, лимоны…