Во время хохота лицо Милены исказилось, превращая улыбку в отвратительную гримасу. Из её глаз лучилось какое-то странное удовлетворение, словно все происходящее доставляло ей наслаждение.

В следующую секунду глаза Проводника сверкнули зеленым пламенем, руки покрылись чешуей и на длинных пальцах выросли когти, впивающиеся в белую мягкую кожу рабыни. Оскалившись, Дор резко раскрыл пасть, нацеливаясь острыми, как кинжалы, клыками на шею девушки.

— Илиодор, — прогремел голос Хозяина. — Позже.

Подчиняясь приказу, демон зарычал, оглушив пещеру звериным рыком. Ему не терпелось разорвать девку, чтобы из её поганого рта больше не доносилось ни звука. Хотелось сделать ей как можно больнее, в наказание за ту дикую бурю горечи, что ей удалось поднять колкими словами.

— Как на тебя вышел Кронид? — прорычал он, отгоняя прочь ненужные эмоции.

— Я, — перестала смеяться, наклонившись слегка вперед, — ничего тебе ңе скажу, — выплюнула слова в лицо Дору, снова расхохотавшись. — Тебе меня не заставить, — не переставала смеяться она, поднимая руки вверх по камню и подтягивая колени к груди.

— Сумасшедшая шлюха! — он стукнул кулаком над головой Милены. От силы удара, Камни посыпались на землю, вызывая новую волну смеха у рабыни.

Дор молча смотрел на нее, медленно возвращаясь к человеческому обличью.

— Заклятье? — повернул голову к Ваалу.

Князь молча кивнул, отворачиваясь от сошедшей с ума девушки.

— Кронид постарался запутать след, прекрасно понимая, что сбить меня с нужного пути ему не удастся.

— Кто заговорил ее? — успокоившись, кивком указал на Милену Проводник.

— Один из гостей Лилит. Я никогда не видел его раньше во дворце. В тот вечер, о котором упомянула девка, он понял, как сильно она разозлилась на тебя, — ответил Ваал. — Предложил стать ее единственным гостем того вечера, защищая от оголодавших графов. Тогда и смог воздействовать на слабое место, подселив идею. Она считает, что сама придумала, каким способом избавиться от Александры.

— Значит, она больше не нужна? — зло посмотрел на рабыню Проводник.

— Можешь казнить ее любым способом.

— Ты же понимаешь, что мы не сможем сейчас заявиться к Крониду?

— И найти мы сразу его тоже не сможем, — Ваал провел рукой, и пещеру моментально заполнила тишина. Милена перестала смеяться, молча рассматривая свои руки.

— Есть план? — нахмурившись, спросил блондин.

— Тебе он не понравится.

Дор вопросительно приподнял бровь, дожидаясь пояснения Князя.

— Я буду ждать, — спокойно ответил Князь.

— Ты, должно быть, шутишь? — напрягся Дор.

— Крониду придется поверить, что мне наплевать на неё. Вся работа ляжет на твои плечи.

Ρасскажите мне о ваших кошмарах. От чего у вас леденеет кожа и стынет в жилах кровь? Боялись ли вы чего-то настолько сильно, что из страха обнаружить себя, жутко было сделать вдох, словно маленький глоток воздуха мог быть громче любого крика, означающего, что жизнь не окончена. Заползал ли ужас к вам в душу, пережевывая ее снова и снова? Может быть, вы боитесь того, что кто-то плетью распарывает вашу кожу, или вырывает из груди сердце? А может, вас до тошноты страшит возможность оказаться взаперти в совершенном одиночестве на дни, растянутые на бесконечность? Или, кажется, что не может быть ничего страшнее смерти? Что, черт возьми, вы знаете о страхе?!

С момента моего знакомства с Хозяином, мне казалось, что я узнала об ужасе все. Проходя каждый раз через новые и новые кошмары, была уверена, что теперь меня сложно чем-то напугать. На удивление, самой жестокой пыткой оказались не физические наказания, а ужас увидеть самого близкого для меня человека в постели с мужчиной, забравшим мою душу. Именно тогда, мне показалось, будто я испила бокал боли до дна, не оставив ни капли. Испытанные в тот момент эмоции не в силах сравниться со всеми предыдущими унижениями и болью, к которым приучал меня Князь. Тогда мне открылась истина о том, что самую сильную боль нам доставляет предательство тех, кому мы отдали сердце и душу. Позволив той горечи и отчаянию поглотить мою душу, я совершила поступок, казавшийся на тот момент единственным выходом, а на самом деле загнавшим меня в ещё более глухой тупик. Только теперь я начала понимать разницу между золотой клеткой под присмотром знакомого кукловода, и пыточной, замаскированной под золотую клетку под прицелом чужих, враждебных глаз.

Незаметно во мне поселилась ненависть. Но, как ни странно, она не была направлена на кого-то из моих мучителей. Эта едкая тварь заражала каждый уголок моей души отторжением к себе. Никогда не доводилось проклинать день собственного рождения или смерти, но теперь, когда обстоятельства сложились таким образом, что не терпелось раствориться в небытие или навлечь на себя чьё-либо проклятье, с целью прекратить безумие, царящее вокруг меня. Каждый день происходило что-то непредвиденное, что-то, что не могло представиться в самом жутком кошмаре. Но самое жуткое — это воронка, засасывающая меня в этот ужас всё сильнее и попутно захватывающая с собой тех, кто имел неосторожность проявлять ко мне хоть какую-то эмоцию.

С того момента, когда я увидела маму в цепях, в мире не осталось ни одного луча света. Казалось, что даже самая маленьқая надежда на лучшее, растворилась в воздухе, освободив место для зла. Её напуганные, ничего не понимающие глаза — самое ужасающее зрелище в моей жизни. Ни одна кровавая оргия не сравнится с тем чувством, когда наконец-то понимаешь всю глубину кошмара, который захватил не только тебя, но и самого дорого для тебя человека. Первые несколько мгновений я не могла поверить, что передо мной именно она. Мозг отчаянно не хотел мириться с мыслью о появлении мамы в этом аду. Хотелось ущипнуть себя и проснуться. А убедившись, что это всего лишь сон, покорно идти выполнять приказы Хозяина. Но, черт возьми, реальность раздавала пощечины звонче, чем моя извращенная фантазия смогла бы придумать себе наказание за побег. Мама оказалась здесь из-за моей слабости, неспособности подстраиваться под обстоятельства и слепой веры в то, что мои эгоистичные желания соответствуют действительности.

Постепенно, вместе с принятием факта её пребывания всего в нескольких метрах от меня, в окружении вооруженных людей, явно не собирающихся отпускать её, а скорее наоборот, ждущих приказа о начале пыток, вцепилась пальцами в столешницу, изо всех сил сдерживая порыв перевернуть этот чертов стол. Мне захотелось вопить во весь голос, но её потерянный взгляд кричал, что тем самым я все сделаю только хуже для нас обеих. Сжав зубы до хруста, жадно рассматривала маму, с трудом стоящую на ногах.

— Что ты с ней сделал? — прошипела, стрельнув глазами в Кронида.

Никогда раньше я не видела её такой бледной, как в тот миг. Она словно постарела на десяток лет. Хотелось подбėжать к ней, заключить в объятия и укрыть от всех кошмаров.