Скопин, естественно, не собирался возвращать никаких расписок. Он надеялся одним выстрелом убить двух зайцев: изъять компрометирующие его пленки, а если удастся, то захватить вместе с ними и саму Строганову, а во-вторых, он собирался избавиться от Панова, потерявшего в его глазах всякую ценность.

— Стойте пока здесь, — сказал Скопин охранникам. — Если увидят вас, придется ломать дверь.

Сам он поднялся на лестничную площадку и нажал на кнопку звонка. Вместо Панова дверь ему открыл совершенно незнакомый человек.

— А где Панов? — растерянно произнес Скопин.

— Я вместо него, — сказал незнакомец и шагнул к нему навстречу.

Скопин попытался позвать охранников — слова почему-то застряли в горле. Ноги сами собой подкосились, он стал заваливаться назад, но упасть ему не позволили — чьи-то руки подхватили его обмякшее грузное тело и втащили внутрь квартиры.

В седьмом часу утра один из жильцов высотки набрал номер милиции. Ему показалось подозрительным, что дверь соседней квартиры распахнута настежь, а ее владелец почему-то не отзывается на призывы. Часом позже на квартире Панова уже работала дежурная бригада по городу. Их глазам предстала следующая картина: на полу гостиной в лужице крови, натекшей из простреленной головы, лежал грузный мужчина лет пятидесяти, а прямо над ним в веревочной петле висел сам хозяин квартиры.

Над трупом склонились двое криминалистов, затем один из них присел на корточки и рукой в резиновой перчатке осторожно взял пистолет, прижимавший к груди покойника лист бумаги.

— Ну что там? Записку оставил?

Коллега заглянул ему за плечо и, медленно шевеля губами, прочел текст предсмертной записки Панова:

ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПРЕВРАТИЛ МОЮ ЖИЗНЬ В КРОМЕШНЫЙ АД.

— Срочно машину к подъезду! И предупредите охрану.

Отдав необходимые распоряжения, Урванцев нетерпеливым жестом отослал помощника. Медленно опустился в кресло, поставил локти на край стола, положив подбородок на сцепленные пальцы. В таком положении он просидел несколько минут, пытаясь найти хоть какой-то выход из ситуации. Но, как ни крути, влип он по всем статьям. Голова была пустой и гулкой, как расстрельный коридор.

Генерал окинул прощальным взглядом свой просторный кабинет. Больше он сюда не вернется. Его блестящая и многообещающая карьера на этом завершена. Еще вчера при одном упоминании его имени трепетали сотрудники всех отделов и управлений ФСБ, любого из них он мог раздавить мизинцем. А сегодня он никто, прах, который завтра развеют по ветру.

Урванцев снял с плечиков штатский пиджак, облачился в него, затем вышел в приемную. Здесь должны были дожидаться его двое охранников, а еще четверо к ним присоединятся в коридоре. Плюс машина с охраной у входа… Но в приемной было пусто: ни помощника, ни его личных телохранителей. И эти сбежали. Как крысы, в панике покидающие тонущий корабль.

— Куда все подевались? — пробормотал он себе под нос, хотя прекрасно понимал, что вокруг него происходит.

Урванцев остановился у стола, за которым обычно восседал его помощник, и снял трубку одного из телефонов. Приложил к уху. Звенящая тишина. Снял другую, третью… Результат тот же, все линии разъединены.

— Таки обложили, твари! — негромко выругался он. Вернулся в кабинет, достал из сейфа штатное оружие. За все годы службы в органах ему ни разу не доводилось стрелять, если не считать, конечно, учебных стрельб. Он даже не знал, заряжен ли его пистолет и сколько в обойме патронов. Проверять не стал, сунув ствол за брючный ремень.

— Куда это вы собрались, Леонид Трофимыч?

В кабинет вошли директор ФСБ Коновалов, его первый заместитель Переверзев и глава Следственного комитета ФСБ Богомолов.

Переверзев оценил «грозный» вид Урванцева, поцокал языком.

— Никак вы сами собрались идти на дело? Как там поется в песне… «Раз пошли на дело я и Рабинович…»

— Ладно, Леонид Трофимыч, брось глупостями заниматься, — спокойным тоном сказал Коновалов. — Положи пушку обратно в сейф, все равно ты толком не знаешь, с какой стороны она стреляет… Вот так. А теперь садись, разговор у нас к тебе будет.

Примерно через час после окончания «разговора» на Лубянской площади перед входом в здание ФСБ притормозил реанимационный автомобиль с красными крестами на бортах. Бригада врачей спешно погрузила в него пятидесятипятилетнего мужчину, с которым случился «острый сердечный приступ». Но помощь медиков явно запоздала. По пути в Центральную клиническую больницу генерал-лейтенант Урванцев по прозвищу Бич Господень скончался.

В ночь с пятницы на субботу в здании американского посольства на Новинском бульваре царило скрытое напряжение. В нарушение норм дипломатического этикета посол Соединенных Штатов в России г-н Томас Хатчисон был вызван на Смоленскую площадь в третьем часу утра. Там ему была вручена нота протеста по поводу открытого вмешательства правительства США во внутренние дела Российской Федерации. Затем состоялся короткий конфиденциальный разговор американского посла с министром иностранных дел России, после чего он отбыл в свою резиденцию.

Ранним утром из ворот Спасо-хауса на московские улицы выкатила кавалькада машин. По дороге в аэропорт Шереметьево-2 их сопровождение осуществлял эскорт из милицейских машин. Два черных лимузина проследовали прямо к трапу «Гольфстрима», минуя таможню и пограничников. Ройтман, Хейс и сопровождавшие их лица быстро взбежали по трапу внутрь самолета, и через несколько минут лайнер был уже в воздухе, взяв курс строго на запад.

В понедельник, 15 июля, МИД России обратился к послу США с просьбой депортировать из Москвы восемнадцать сотрудников посольства, занимавшихся деятельностью, несовместимой с их дипломатическим статусом. В тот же день все они покинули Россию, в их числе были глава резидентуры ЦРУ Гартнер и начальник отдела безопасности посольства Маклиллан. Одним авиарейсом с ними из Москвы вылетели Паркинсон и его команда. За них вступились слишком влиятельные люди, поэтому контрразведчики ФСБ вынуждены были отпустить их восвояси.

Госдеп в ответ принял адекватные меры, выслав из США полтора десятка российских дипломатов. В отношениях между США и Россией возникла некоторая напряженность, но посвященные называли этот конфликт «бурей в стакане». Они оказались провидцами, спустя некоторое время эту неприятную историю забыли обе стороны.

Начальник отдела МУРа полковник Бадаев и его коллега из московского РУОПа Шальнев в течение выходных дней нанесли сокрушительный удар по мощной преступной группировке. На счету «призраков» числилось немало кровавых преступлений, теперь пришла очередь отвечать за содеянное. В общем итоге удалось арестовать более тридцати членов группировки, остальные либо успели скрыться и находились в розыске, либо были ликвидированы при попытке оказать сопротивление группе захвата. В первые дни после арестов следствие по этому делу возглавил «важняк» Парфенов, но он стал копать слишком глубоко, и его отстранили от руководства следственной группой и вывели из состава бригады. Несколько человек из числа задержанных вскоре были выпущены на свободу под подписку о невыезде. Эти сгинули бесследно. Другие их подельники продолжали пребывать под следствием, но уже и так было ясно, что единого процесса не получится — дело было раздроблено на части, из обвинения исчезла политическая подоплека этих событий.