О публикации этого письма Дин узнал не от Эдуардо, а от начальника тюрьмы. Тот вломился к нему в камеру после обеда и, потрясая журналом перед лицом Дина, закричал:

– Я вижу, что даже в тюрьме вы не прекращаете свою марксистскую агитацию!

– А зачем вы читаете марксистские издания? – вопросом на вопрос ответил Дин, даже не встав с койки.

Этот ответ еще сильнее разозлил начальника. Он чуть ли не вплотную приблизил свое красное от гнева лицо к лицу Дина и, чеканя слова, произнес:

– Я вас предупреждал, что это не санаторий? Теперь я докажу это вам на практике.

– Примените силу? – спросил Дин.

– Зачем? Вас и пальцем никто не тронет, но вам будет так больно, что вас вывернет наружу со всеми потрохами.

Выдохнув эти слова в лицо Дину, начальник удалился из камеры так же быстро, как и появился в ней. А Дин остался лежать на койке, размышляя о том, что могут означать слова, которые он только что услышал. Итог этих мыслей оказался неутешительный: Дин понял, что впереди его ждут суровые испытания. Но какие именно, он пока себе не представлял. Однако это неведение длилось недолго.

Ночью, когда Дин крепко спал, свернувшись калачиком под тонким одеялом, его разбудил шум открываемой двери. Разомкнув веки, Дин увидел на пороге сразу двух надзирателей: Карлоса и двухметрового верзилу, которого он видел впервые.

– Встать и выйти в коридор! – рявкнул верзила, звеня связкой ключей.

Дин повиновался. В коридоре его заставили завести руки за спину, и как только он это сделал, Карлос застегнул на его запястьях наручники. Затем верзила толкнул Дина кулаком в спину и заставил идти вслед за Карлосом, который шел чуть впереди, служа своего рода поводырем в тюремных лабиринтах. Так в полном молчании они прошли несколько лестничных пролетов и спустились в подвал тюрьмы.

Едва они очутились там, как до ушей Дина внезапно стали доноситься чьи-то глухие стоны и крики. Они раздавались в дальнем конце длинного полутемного коридора, по которому процессия двигалась все тем же неторопливым шагом. По мере приближения к концу коридора эти стоны и крики становились все громче и отчетливее. Наконец, когда процессия дошла до двери, ведущей в одну из камер, эти крики стали настолько явственными, что у Дина по спине побежали мурашки. Карлос толкнул дверь рукой, а верзила подтолкнул Дина, чтобы тот переступил порог камеры.

То, что открылось перед глазами Дина, потрясло его. Прямо посредине довольно обширного помещения, на цепи, которая свисала с потолка, болтался привязанный за руки голый по пояс и окровавленный мужчина, а двое надзирателей били его дубинками по телу. Мужчина корчился от боли и сотрясал камеру дикими воплями. Потрясенный этим зрелищем, Дин невольно попятился, однако натолкнулся на кулак верзилы, который вошел в камеру следом за ним.

– Что, не нравится? А ведь это только начало, – услышал Дин голос верзилы.

Как только он это произнес, один из надзирателей-садистов шагнул к Дину и, взяв его за локоть, подвел к жертве. И Дин, всмотревшись в залитое кровью лицо этого человека, к своему ужасу, узнал в нем одного из тех людей, которые участвовали в его нелегальном приезде сюда. Дин даже вспомнил имя этого парня – Хуан Мануэль. Это был самый веселый и шустрый парень из той тройки, что сопровождала его до Буэнос-Айреса, этот парень всю дорогу напевал песни из репертуара национального кумира аргентинцев Карлоса Гарделя.

– Я родился в квартале Сан-Тельмо и одно время пел в кафе «Вьехо Альмасен», – объяснил Дину свою любовь к музыке Хуан Мануэль. – Так что в чем-то мы с вами похожи, гринго.

Дину очень понравился этот парень, и они всю дорогу общались с ним так, как будто были знакомы много лет. И вот теперь этот веселый и общительный молодой человек висел под потолком на цепи и корчился под ударами тюремных садистов. У Дина сердце кровью обливалось от этой картины, но помешать этому избиению он не мог. И только теперь до его сознания наконец дошли слова, сказанные начальником тюрьмы сегодня днем: «Вас и пальцем никто не тронет, но вам будет так больно, что вас вывернет наружу со всеми потрохами». Начальник тюрьмы оказался прав: смотреть на то, как на твоих глазах бьют смертным боем твоего товарища, для Дина было во сто крат больнее, чем собственное избиение.

Когда дубинки вновь заходили по телу Хуана Мануэля и он стал оглашать камеру дикими воплями, Дин попытался было броситься к нему, однако сзади его обхватили сильные руки верзилы и оттащили к двери. И уже оттуда Дину вновь пришлось наблюдать, как избивают его товарища. Это продолжалось столь долго, что у Дина заложило уши от диких воплей, а в глазах была резь от нескончаемых слез. Вконец обессиленный, он повис на руках у верзилы, и в таком положении его и застал начальник тюрьмы, который вошел в камеру спустя какое-то время.

– Как вижу, я оказался прав: вас действительно вывернуло наизнанку, – не скрывая своего злорадства, произнес начальник, обращаясь к Дину. – Но вы же, мистер Рид, революционер, а значит, должны быть готовы и не к таким экзекуциям.

– Вы скотина, – презрительно выдохнул Дин.

– Ну, скорее на скотину больше похож ваш товарищ, который болтается под потолком, как бычок на скотобойне, – рассмеялся начальник. – Из него получился отличный бифштекс: что называется, с кровью. Если хотите, мы можем его еще и поджарить. И получится этакая парильяда из человечинки. Не пробовали?

Но Дин вместо ответа отвел глаза в сторону, не в силах больше глядеть на эту самодовольную лоснящуюся физиономию. Однако начальник тюрьмы схватил Дина за волосы и, повернув его голову к себе, прошипел:

– Нет, мистер Рид, вы будете смотреть туда, куда я прикажу.

Сказав это, начальник жестом приказал своим тюремщикам продолжать экзекуцию. И дубинки снова обрушились на Хуана Мануэля. Но тот уже почти не кричал, поскольку находился в полубессознательном состоянии.

– Хватит, не надо, – из последних сил произнес Дин, пытаясь прекратить это избиение.

– А вы оказались более впечатлительным, чем я предполагал, – самодовольно произнес начальник тюрьмы, выпуская из рук остриженную шевелюру Дина. – Но это даже к лучшему. Если вы хотя бы словом проговоритесь своему вонючему адвокату или кому-либо еще о том, что здесь увидели, этого беднягу на ваших же глазах четвертуют. То же самое парня ждет, если вы опять надумаете дать какое-либо интервью из стен моего заведения. Вы меня поняли, мистер Рид?

Дин в ответ опустил голову, что означало полное смирение.

Когда на следующий день Эдуардо вновь пришел на свидание с Дином, от него не укрылось подавленное состояние товарища.

– В чем дело, Дин? – с тревогой в голосе спросил Эдуардо.

– Я очень сильно вымотался, находясь здесь, – ответил Дин, после чего добавил: – Сам понимаешь, это же не курорт.

– Тебе придется потерпеть еще немного: мы прилагаем все усилия, чтобы вытащить тебя отсюда, – заверил друга Эдуардо. – Мы подготовили к властям несколько обращений, которые подписали очень известные в стране люди. Еще немного, и ты будешь на свободе.