Несколько вдохов бывшие стражники переглядывались, затем Гавал поднялся на ноги:

– Я, господин.

Я похлопал по камню рядом с собой. Удачно вышло. Усевшемуся Гавалу сунул в руки меч:

– Что ты скажешь о нём?

Тот ответил не сразу, долго сидел, вглядываясь в клинок, водя по нему пальцами:

– Очень старая работа. Я бы даже рискнул и сказал, что Древних. Но начертания не вижу. Или моих знаний недостаточно.

Сдержав недовольный вздох, я забрал меч и кивнул на кучу оставшегося железа:

– Разбирай. С начертанием в одну сторону, без в другую, необычное в третью.

Сам же вгляделся в меч. Что Пинь в нём нашёл? Хотя… Одна догадка у меня была.

Я всё ещё помнил, что Вратами Ясеня годы назад прошёл основатель Волков. Помнил, что у него был меч из Зала Стражи. Меч с вложенной в него техникой, которую никто из ватажников так и не сумел познать. По годам вроде не очень подходит, хотя это ни о чём не говорит. Пять лет в одну сторону, пять лет в другую. Кто точно знал, сколько лет назад погибли защитники пещеры и когда их здесь оставил дед из Саул? Аймар? Он не оставил про это записей. Вряд ли конечно в руках у меня меч Волков, но всё же – вокруг меня Второй пояс, здесь вещей, с вложенной в них памятью Мастеров, гораздо больше.

Из моих ладоней выскользнули нити силы… И бесследно исчезли в холодящей ладони стали.

Несколько вдохов ничего не происходило, а затем лезвие меча вспыхнуло алым пламенем, оно пролилось на камень пещеры и соткалось в фигуру призрачного мечника.

Которого, похоже, никто кроме меня не видел. Ведь никто не вскочил, не вскрикнул и даже не вскинул взгляда на это пламя.

Мгновение мечник смотрел на меня, а затем вскинул перед собой меч и в его прозрачном теле начали загораться узлы созвездия.

* * *

– Первый брат…

Кирт с такой ненавистью зыркнул на Труека, что тот не только замолчал на полуслове, но и отшатнулся. Кирт же процедил:

– Какой я тебе первый брат теперь? Иди, поищи среди лесовиков кого посильней. Гавала, к примеру.

Труек справился с собой, шагнул назад, криво усмехнулся:

– Разве кому-то из нас важна сила? Я с тобой уже три года. Ты спасал мою шкуру в лесу, в поместье брал на себя самые грязные приказы обоих господинов.

Кирт с силой провёл рукой по лицу, словно пытаясь стереть воспоминания, глухо спросил:

– Зачем пришёл? И к чему так рисковал, бестолочь, вступаясь за меня? Нихрена ничему не учишься…

Труек покосился в центр пещеры, коснулся кисета и негромко произнёс:

– Держи, первый брат. Тебе сейчас нужно.

Кирт болтнул небольшую бутыль, прислушался к бульканью, беззлобно буркнул:

– Снова прихватил на выход вино. Ничему ты тогда не научился.

Труек беззвучно рассмеялся:

– Пригодилось ведь. Да и новый господин не зря же оставил его мне.

Помолчав, Кирт приказал:

– Раздай всем, – поймав взгляд Труека, Кирт покачал головой. – И не говори, что взял мало. Не поверю. – с нажимом повторил: – Всем.

Труек скривился:

– Им-то с чего?

– С того, что лежать, ожидая удара меча в горло, тяжелее, чем бить.

– Никто и не ждал, спали все как…

Труек подавился словами, скривился. Кирт кивнул:

– То-то и оно. Не скоро они ещё повернутся к нам спиной.

Труек взглянул исподлобья, спросил:

– А вино из моих рук, значит, возьмут?

Кирт молчал несколько вдохов, с силой отёр лицо ладонью, повторил:

– Раздай. Остальное они решат сами.

Бурчащий и проклинающий своё решение подойти к Кирту Труек уже давно ушёл, когда Кирт всё же сорвал затычку с бутыли. Красный шёлк и печать без слов говорили и о цене, и о качестве вина. Сделав первый глоток, Кирт повернулся к центру пещеры. Там под Сердцем медитировал сопляк Зотар, которому выпал невероятный шанс.

Это Сердце выросло буквально на костях десятков Воинов Саул. И досталось приблуде, пришедшему из Первого пояса. И Аймар, и Симар умерли бы второй раз, увидев это. Изошли бы кровью от злости. Вот уж насмешка Неба. Или не насмешка, а ответ на жаркие просьбы о справедливости десятков их слуг.

Кирт долгие годы проклинал сначала Домара, затем Симара. Уверен, с теми же самыми просьбами об ужасной смерти хозяев обращались к Небу и все остальные, по глупости соблазнившиеся условиями контрактов Домара. Никто ведь и предположить не мог, что захудалая ветвь Саул, которая едва сводила концы с концами, скрывала такие тайны. Начертатель, который в одиночку мог создавать свитки контрактов.

Будто этого было мало, талант Симара оказался воистину удивителен – он умел вносить изменения в уже заключённые контракты. И об этом не знал ни его брат, ни его отец. Они с довольным видом занимались делами поместья и Ясеня, раздавали приказы, не зная, что настоящий хозяин и поместья – это вечно строящий из себя обиженного Симар. Симар, скрывавший от них даже свой прорыв на этап Мастера. Симар лелеющий мечту стать главой сначала Ясеня, затем Двух Холмов, а затем и всех земель Саул.

Но это уже неважно. То, о чём просил он, Кирт, уже частично сбылось. Симар умер. И ему не помогли ни десятки подчинённых Воинов, ни зачарованные доспехи. Кирт жалел лишь о двух вещах: первое, что не видел, как Леград убивал Симара, а второе, что Домар ещё жив. Домар, с обмана которого всё и началось пять лет назад в Двух Холмах.

Кирт сделал очередной глоток, внимательно оглядел Леграда. Тот сидел с закрытыми глазами, подогнув под себя ноги. Возле колена стоял кувшин. Но не с вином. Над ладонью Леграда парил крохотный, размером с рисовое зерно шарик воды.

Сукин сын!

Кирт смыл вином горечь зависти. Ему не привыкать к тому, что вокруг него полно тех, кто талантливей. Иначе не случилось бы в его жизни службы в такой заднице, как Ясень. Иначе бы он не польстился на те крохи, что обещал за службу Домар, лишь бы успеть рассчитаться с жадным купцом, который не нашёл никаких следов сестры, но требовал полного расчёта.

Ничего. Ему не впервой служить. Подумаешь – новый господин… Подумаешь – ещё два года, когда он ждал четырнадцать…

Ещё два года!

Кирт сделал ещё глоток, чувствуя, как в голове появляется лёгкость.

Пусть тебя проклянёт Небо, Леград, если ты обманешь меня. Небо всё видит. Голова Симара тому свидетель. Только попробуй меня обмани…

* * *

Комната была обставлена скромно. На первый взгляд любого, кто получал право аудиенции. На стенах висели простые, выполненные тушью, пейзажи. На широком деревянном столе ровными стопками лежали свитки и книги. На краю тлела жаровня с благовониями.