Затем кок раздал лучшую пищу десяти «благородным сановникам» и еду похуже тем, кто обычно питался на судне изысканными блюдами. Ракидель стойко вынес насмешки, которые на него при этом посыпались. Посыпались они и на помощников капитана, священника, врача и корабельного писаря.

Ром потек рекой.

Вечером этого дня Сюзи записала в судовом журнале:

6 марта 1729 года

Широта: 0°

Долгота: 6°45

Ветра нет. Жара.

Мы пересекли экватор. Традиция была соблюдена, и неофитов подвергли посвящению в соответствии с установленной процедурой, которая закончилась массовыми обливаниями, помогающими охладить рассудки и тела, измученные жарой.

Во время церемонии посвящения «благородные сановники» заняли места тех, кто обычно командует судном. Место нашего капитана, который еще никогда не плавал так далеко на юг и даже на Ближний Восток, занял Анисе Ле Биан – старший из матросов, управляющих парусами. Лицо ему намазали сажей, а в руки дали трезубец, и он стал изображать величественного Нептуна. В этот день только он распоряжался на судне. Роль жены Нептуна Амфитриты играл марсовый, которого накрасили и облачили в женскую одежду. Церемонией также руководили «епископ», «астроном» и «судья». Всем троим вымазали лица сажей и нацепили на них забавную одежду.

Мне кажется, что, благодаря подобному развлечению, у членов экипажа улучшилось настроение и прибавилось сил.

Однако в своем дневнике, который она вела втайне от всех, Сюзи описала данное событие гораздо более подробно.

6 марта 1729 года

Прошло вот уже более двух месяцев с того момента, как мы вышли в море. Вчера пересечение экватора – той воображаемой линии, которая делит планету на два полушария, – стало поводом для своего рода театрализованного представления и различных более или менее забавных инсценировок.

Ради такого случая Ракидель временно сложил с себя обязанности, уступив свой пост капитана матросу Анисе Ле Биану, которого переодели в бога морей и который стал вести себя так, как будто он и в самом деле всемогущий бог. Это было очень забавно, но еще забавнее было то, что Амфитритой – женой Нептуна – стала Клод. Хотя ее накрасили и одели в длинное платье, она сохранила мужские черты во внешности и мужскую манеру разговаривать. Это позабавило меня даже больше, чем всех других зрителей этой комедии, потому что только мне одной было известно, что передо мной смешно кривляется женщина, которая выдает себя за мужчину – мужчину, для данного спектакля переодетого в женщину. Рантий тоже устроился матросом вместе с ней на это судно. Он заявляет, что его объединяет с ней «любовь ко мне». Я с удовольствием обошлась бы без их любви!

После того как были произнесены речи, а врач перерезал веревку, протянутую Жаном-Батистом и символизирующую экватор, всех неофитов заставили по очереди забираться в чан с морской водой. Затем все стали поливать друг друга морской водой. Это вызвало во мне и желание подобным образом охладиться, и обеспокоенность: я боялась, что, если моя одежда намокнет, станут заметны те формы, которые я всячески стараюсь скрывать. Однако качество материи, из которой сшит мой камзол, избавило меня от подобного разоблачения и тех катастрофических последствий, к которым оно могло привести.

Вечером мой муж был очень разгорячен, и проявления чувств с его стороны усилили опьянение, которое вызвал у меня выпитый ром. Жану-Батисту, похоже, понравился праздник. Когда я смотрю, как он в обычные дни драит палубу или помогает какому-нибудь матросу, мне кажется, что на его лице неизменно лежит печать грусти. Его повседневная жизнь сейчас – отнюдь не легкая, однако я готова поспорить, что он знавал и более тяжелые времена и что хлеба ему приходилось есть гораздо меньше, чем сейчас на «Зимородке», на котором, похоже, запасы муки и сухарей еще далеки от истощения. Может, он усматривает в прозвище, которое прилипло к нему и которое заставило тех, кто с ним общается, забыть его настоящее имя, что-то вроде постоянного унижения? А кому понравилось бы, если бы его прозвали Карпом? Этот Карп, во всяком случае, отличается рвением в учебе и большой сообразительностью. Он может прочесть первые страницы «Одиссеи», и его желание узнать, что дальше произойдет с Одиссеем, подталкивает его учиться дальше.

Завтра я попрошу Николя Гамара де ла Планша, нашего многоуважаемого врача, осмотреть Жана-Батиста и попытаться определить, в чем же причина недуга, который вызывает у него душевные страдания… и у меня вместе с ним.

Плавание продолжалось.

Врач радовался тому, что ему пока что не приходилось бороться с эпидемиями холеры, тифа и желтой лихорадки, которые иногда вспыхивают на судах, когда на них начинает ощущаться недостаток пресной воды и когда жара способствует распространению всякой заразы. Единственными заболеваниями, которые ему сейчас приходилось лечить, были венерические болезни, подхваченные некоторыми матросами в портах еще до того, как они взошли на борт «Зимородка». Николя Гамар то и дело ругал на чем свет стоит то сифилис, то проституток – переносчиц этой болезни, то матросов, которые ею от них заражаются.

Когда Сюзи привела к нему Жана-Батиста и сказала, что он ее сводный брат и что его прозвали Карпом за то, что он не способен произнести ни одного звука, а может лишь открывать рот, врач осмотрел юношу очень внимательно.

– Насколько я вижу, голосовые связки, которые вибрируют, когда через них проходит воздух, как струны лиры, перебираемые пальцами, ничуть не повреждены… – сказал он, позволяя Жану-Батисту закрыть рот. – Несомненным является также то, что данная немота не является следствием ухудшения слуха, поскольку даже самый незначительный шум заставляет этого юношу слегка напрягаться…

– И какой же вывод?

– А вывод такой, что, возможно, какие-то чрезмерно сильные переживания охладили ему кровь… Случалось, что те, кого сильно пугал неожиданный разряд грома, теряли дар речи…

Неспособность врача сказать что-то однозначное по поводу этого недуга расстроило Сюзанну даже больше, чем самого Жана-Батиста.

На восемьдесят шестой день пребывания в море капитан Ракидель объявил, что судно находится на тридцать пятом градусе южной широты и двадцатом градусе восточной долготы. Судно подошло к южной оконечности Африки. Все матросы знали, что возле мыса Доброй Надежды встречаются два морских течения: холодное, направленное на восток, и теплое, направленное на запад. Теплое называлось «течением мыса Игольного», а сам мыс Игольный являлся самой южной точкой Африки. Капитан, его помощники и все члены экипажа собрались на палубе. Вышла на палубу и Сюзи, которая, пренебрегая опасностями, которые могли ее ожидать, хотела лично увидеть, как судно будет преодолевать самый трудный участок своего маршрута (ей ведь нужно было затем написать об этом в судовом журнале). Ветер дул слабо, а потому пройти это место еще до наступления темноты не вышло.

И тут вдруг море разыгралось. Капитан приказал изменить направление движения судна и приблизиться к крутому обрывистому берегу, чтобы спастись от огромных волн, которые приподнимали судно, трясли и раскачивали его. Сюзи зашла в каюту вместе с Ракиделем, и тот снова занялся определением местонахождения судна. Когда они опять вышли на палубу, им показалось, что там стало еще темнее: к ночной темноте добавился туман, еще более усложняющий ориентирование мореплавателей в окружающем пространстве. Кроме того, поднялся сильный ветер, который стал дуть со скоростью пятьдесят узлов. Многие из матросов начали паниковать: им стало казаться, что они угодили едва ли не в преисподнюю. А еще им стало мерещиться, что вдалеке, между потемневшим морем и черным беззвездным небом, виднеются каркасы кораблей-призраков… Каждые пятнадцать-двадцать секунд на судно набрасывалась бушующая волна, которая пыталась перевернуть его и обрушивала целые потоки воды и множество водяных брызг на палубу и на матросов, убирающих часть парусов. К реву ветра и моря примешивались отчаянные крики.