ничего такого не было в моей жизни. Нет, я, конечно, встречалась с парнями и ходила на типа романтические свидания, где они пытались мне пустить пыль в глаза, шикуя на деньги своих состоятельных папаш и точно зная, чья я дочь. Но ни с кем из тех павлинов я не проводила круглые сутки. Это было слишком скучно для меня. Никому из них просто не удалось бы удержать мое внимание так долго, а по-настоящему, так, чтобы хотеть быть рядом без причины, я не увлекалась никем. С Рамзиным же совсем другое дело. Да, мы уже жили в его Женевском доме и проводили тогда вместе 24 часа в сутки. Но тогда мы находились в состоянии холодной, затяжной войны с редкими локальными обострениями. Но, надо признать, даже тогда Рамзин хоть и бесил меня и давил, добиваясь своего, но желания зевать от скуки в его присутствии не возникало никогда. Если трескотню своих прежних бой-френдов я на 80 % пропускала без особого ущерба для смысла, то игнорировать Игоря с момента нашей встречи не удавалось никогда. Говорил он всегда немного, но так, что никому и в голову бы не пришло не услышать его. Его присутствие раньше постоянно держало меня в тонусе, готовой в любой момент к очередному раунду нашего противостояния.

Сейчас же всё было совершенно по-другому. Большую часть дня Игорь просто молча смотрел на меня. Не важно — кормил ли он меня завтраком или валялись мы на пляже, да и в какой уголок арендованной прибрежной виллы я бы ни забредала, ощущение его неотрывного взгляда не покидало меня. И, оборачиваясь, я действительно видела его близко или в другом конце пляжа. Говорящего по телефону, или просто стоящего босиком в распахнутой рубашке и свободных светлых льняных брюках у воды и не сводящего с меня глаз. Ветер бесшабашно трепал его волосы и одежду, желая придать ему вид беззаботного отдыхающего, не зная, с кем позволяет себе такие вольности. Причем это круглосуточное внимание не давило, как раньше, оно не было слежкой. Игорь не сторожил каждое моё движение в поисках подвоха или попытки к бегству. Нет, он будто впитывал, улавливал, отпечатывая в себе. Да, в его глазах горел прежний огонек жадного собственника, но теперь он всё чаще перекрывался чем-то совершенно другим. Рамзин откровенно и не скрываясь любовался мной. Причем так неприкрыто, что меня это стало вгонять в краску. Да, вот именно так. Я, при всей моей циничности и испорченности, при том, что мы в постели узнали друг друга с самой, можно сказать, похотливой, почти животной стороны, чувствовала, как мои щеки начинает заливать жарким румянцем от этого голодного восхищения Игоря, преследовавшего меня на каждом шагу. И еще внутри с каждым вместе проведенным часом росло странное ликование от того, что я стала тем объектом, на котором замкнулось все молчаливое внимание этого мужчины. Нет, Рамзин не перестал быть хищником, которого я встретила, но я больше не была загоняемой жертвой. Я была ревностно оберегаемой наивысшей ценностью, и как-то скрывать подобное отношение Игорь не собирался. Естественно, его прежнее нахальство никуда не делось. Ради этой их вечности, Рамзин — это же Рамзин. Все так же в любой момент он мог вломиться ко мне в душ и, опустившись на колени, закидывал мою ногу себе на плечо и терзал своим ртом и пальцами, заставляя вопить и сыпать ругательствами. А потом, когда я обмякала, едва в состоянии приоткрыть глаза, он, нахально глядя мне в лицо, облизывался, как похотливый сытый кот. Будто каждый раз нуждался в осязаемом подтверждении того, что ему по-прежнему принадлежит каждый чувственный импульс моего тела. И в его глазах явственно читалось, что эти границы своей территории он намерен защищать и блюсти всеми правдами и неправдами. Потом сексуальная агрессия сменялась почти спокойной нежностью, будто он умиротворялся, получив от меня невербальное подтверждение своих исключительных прав. Игорь мыл меня с тем же удовольствием и тщательностью, как до этого добивался сокрушительного оргазма. Его движения становились ласкающими, пальцы и ладони трепетно обводили каждый мой изгиб, заменяя обычный неотрывный взгляд. Откинувшись на широкую грудь, я искоса смотрела на его лицо в этот момент и просто улетала в нирвану от его выражения. В эти минуты, закрыв глаза и тяжело дыша, он просто лучился возбуждением и при этом потрясающей расслабленностью, граничащей с эйфорией. Выглядел как человек, у которого было все, что нужно. Чего только можно желать. Он словно находился в самом правильном месте в мире, и ему больше некуда идти. И это не могло не заражать и меня, разливаясь по моему сознанию исключительным умиротворением, таким нужным и желанным после сумасшедших последних недель. В эти удивительные моменты стиралось из памяти все прошлое, настоящее и то, что наше будущее призрачно и, возможно, мрачно. Исчезало все материальное, логическое, рассудочное. Оставалось пространство звуков, дыхания, запахов и выпущенной на свободу чувственности, для которой не существовало никаких преград из прежних ошибок. В него не было доступа ничему внешнему, чуждому, какой бы силой оно не обладало. Ничто во мне не отторгало такого Рамзина, а, наоборот, желало обладать им так же полно и без остатка, как он мною. И ни разу я не получила отказа. Игорь читал меня, безупречно угадывал без единого слова и давал все, что хочу, усмиряя частенько свою прущую наружу доминантность. Мне нравилось жадно изучать наши новые возможности, а Рамзин ни в чем мне не препятствовал, совершенно открыто демонстрируя мне всю силу моего воздействия на него.

Ночами я просыпалась тесно прижатой к телу Игоря. Он словно старался сделать так, чтобы мы соприкасались, максимально оплетая и захватывая меня. Но при этом я больше не испытывала скованности, и даже сквозь сон не мнилось, что я в клетке. Каждый раз его ладонь оказывалась на моем животе, и создавалось впечатление, что между Игорем и ребенком происходит некое общение, странный обмен сознанием, в который я то ли не посвящена, то ли просто мне он не предназначен. Но обиды или отчуждения от этого не возникало. Наоборот, внутри росла радость от этого непостижимого пока единства моего ребенка и его отца. Если это не мои фантазии, и что-то происходило, то это было правильным в самом высшем понимании этого слова.

Никто из братьев с паразитами не появлялся в зоне моей видимости. Что не могло не радовать и помогать мне набираться сил. Еще больше меня развеселил состав появившейся на второй день охраны виллы. Едва увидев моего старого