Рука ее нырнула в корзину и вынырнула со сверкающим украшением – расшитым жемчугом головным убором из небесно-голубого шелка и золотой ленты. Этот изысканный головной убор был достоин самой королевы. Маркета подумала, что никогда в жизни не видела ничего красивее.

– Надень это и скажи ему, что твои волосы должны быть спрятаны до вечера, дабы доставить ему еще больше удовольствия, – наказала Аннабелла.

– Но как только он увидит, что я остри…

– Ты должна мне доверять. Надень.

Руки у Маркеты дрожали. Ее пальцы пробежали по жемчужным нитям и скрещенным лентам из чистого чеканного золота. Где Аннабелла взяла такое сокровище?

Между тем знахарка осторожно завернула остриженные пряди в тряпицу и сунула узелок в корзину.

– Будь готова вечером, – прошептала она. – Об остальном мы позаботимся.

Маркета втянула носом воздух и закрыла глаза.

– Смелее, – сказала ей Аннабелла, после чего повернулась и исчезла в темных глубинах людской.

Маркета упорно не разговаривала с Якобом, пока тот провожал ее в покои дона Юлия.

Но перед тем как открыть дверь, он прочистил горло и замешкался. Поправляя головной убор, девушка прижала руки к вискам, коснувшись кончиками пальцев гладких жемчужин.

– Маркета… – подал голос Хорчицкий.

– Нет! – оборвала его дочь цирюльника. – Говорить тут не о чем. Я не дам себя обмануть. Слишком поздно для надежды.

– А для любви тоже слишком поздно? – прошептал мужчина, силясь овладеть своим голосом. Слезы жгли ему глаза.

У Маркеты задрожали губы.

– Не говори так! Какой у меня выбор? – горячо зашептала она. – Моему отцу отрубят голову, мою подругу будут насиловать снова и снова, пока не убьют… Оставь меня!

Якоб прижал ладонь к ее щеке.

– Позволь мне защитить тебя! – взмолился он. – Бежим сию же минуту, и я спрячу тебя там, где он никогда не найдет! Я обучу тебя лекарскому ремеслу. Я…

Но девушка так и не услышала, что еще собирался предложить доктор – двери распахнулись, и перед ними вырос дон Юлий. Их разгоряченные голоса донеслись до него из коридора. Глаза бастарда сузились, а щека дергалась, как в те дни, когда дочь цирюльника только познакомилась с ним.

– Что это ты делаешь наедине с моей Маркетой?! – прорычал больной. – Ты, предатель!

– Я просто сопровождал ее после пример… – начал оправдываться Хорчицкий.

– Проклятая свинья! Думаешь, я не чувствую запаха вашего совокупления, твоего семени у нее на ноге?

Девушка открыла было рот, чтобы возразить, но Юлий схватил ее за руку и втащил в комнату.

– Она моя, Якоб. Моя. И нынче вечером она откроет мне тайны Книги Чудес. Она научит меня, как разгадать текст, который не читал еще ни один смертный! Она – моя!

Книга Чудес, подумала Маркета. Пробный камень его сумасшествия. Он снова впал в безумие.

Юлий же захлопнул двери перед носом Якоба и грубо толкнул Маркету на диван.

– Что это у тебя на голове? – спросил он. – Ты же знаешь, как мне нравятся твои волосы. – Он протянул руку…

– Нет! – вскричала девушка, отворачиваясь и собираясь с духом, чтобы поиграть в кокетку. – Я хочу приберечь свои волосы для сегодняшнего вечера, когда надену новую ночную рубашку. Не портите удовольствие, которое я припасла для вас! Это будет мой сюрприз. – Говоря это, она поймала себя на том, что все еще надеется каким-то образом спастись, что таинственный план Аннабеллы достигнет цели.

Сын короля задумчиво оглядел ее и медленно улыбнулся.

– Разве вы видели когда-нибудь головной убор красивее этого? – спросила Маркета, поворачивая голову так и эдак. – Посмотрите, как блестит золото и мерцают жемчужины!

– Прелестно, – согласился молодой человек, потрогав золотую ленту. – Но когда оно скрывает твои волосы, то раздражает меня. Сними его.

– Но если я это сделаю, то испорчу самые волнительные минуты сегодняшнего вечера…

Глаза Юлия вдруг заблестели, как у голодного волка.

– А нам вовсе необязательно ждать до вечера. Я овладею тобой сейчас! – прохрипел он.

Холодный пот прошиб Маркету, и ей стоило немалых усилий сохранить спокойствие.

– Но, мой возлюбленный, нет… мы должны подождать. Ведь ждали же мы все эти месяцы! Я хочу, чтобы все было как полагается. Подождем, пока сошьют мой наряд. Пусть будет так, как ты планировал.

«Пожалуйста, Господи, – взмолилась она, – не дай ему снять этот убор с моей головы! Иначе я пропала!»

Дон Юлий смотрел на Маркету холодными глазами. Тепло любви из них испарилось.

– Где ты взяла такое дорогое украшение? – недоверчиво спросил он. – Я никогда не видел ничего подобного, даже при дворе отца. Откуда у бедной банщицы такое сокровище? И где ты взяла тот шелковый шарф?

– Это подарок, – быстро ответила девушка.

– Подарок от кого?! – прорычал больной сквозь зубы. – От Якоба Хорчицкого?

– Подарок от дорогого друга, дон Юлий…

Сын императора замахнулся на свою гостью.

– Ты, лживая шлюха! Раздвигаешь ноги перед старым пивоваром и перед лекарем моего отца… Думаешь, я не знаю твоего прозвища? Перловица! Тебя называют Перловицей, банная шлюха!

– Нет, дон Юлий, не называйте меня так!

– Перловица! – рявкнул принц. – Я думал, что ты умерла, и они смеялись надо мною… А ты все это время жила среди них, блудливая свинья!

– Я боялась, господин. Боялась вас и вашего гнева! Пощадите!

– Почему ты не можешь понять, как я люблю тебя?! Ты предаешь меня на каждом шагу, продажная девка! – вскричал бастард и зажал ладонями уши, защищаясь от голосов, которых Маркета не слышала.

– Посмотри на меня, Юлий. Посмотри на меня – не слушай голоса, мой дорогой! – попыталась она образумить его. – Умоляю тебя!

Молодой человек обратил покрасневшие от слез глаза на Маркету. На лице его отражалась мука. Призрак страдающего мальчика промелькнул по нему, как лунный луч среди сумрака полуночных туч.

Дочь цирюльника отвела его руки от ушей и прошептала:

– Останься со мной, Юлий. Не слушай их!

Но она уже видела, что голоса победили. Демоны завладели его душой.

– Поди прочь от меня, шлюха! – проговорил он чужим, холодным голосом.

Маркета закрыла руками лицо в ожидании удара, но вместо этого услышала скрежет ключа в замке и, открыв глаза, обнаружила, что осталась одна. Принц запер ее в своих покоях.

Девушка подбежала к окну и увидела флаги масленичного шествия, развевающиеся над пестрой толпой ряженых. После полудня город, по традиции, чествовал Бахуса, и это чествование, как водится, должно было закончиться его похоронами. Роль Бахуса в этом году исполнял жирный пивовар, а его жена и дети стояли с ним рядом. В одной руке он держал кружку с пивом, а в другой сжимал огромную, жирную гусиную ногу. Бахус чревоугодничал, пил без меры и распевал непристойные песенки под одобрительные крики толпы. За ним следовали горожане в костюмах церковного сторожа, могильщика, дьяка и плакальщиков, ибо завтра, в пепельную среду, бог виноделия должен был, согласно традиции, быть похоронен – после этого наступали тяжелые дни поста.