При этом в докладе приводится весьма пугающая характеристика состояния не элитных армейских подразделений: «Что касается линейных частей войск – последние считаются в революционных и заграничных кругах, чуть ли не готовыми к выступлению по первому требованию так называемого «общества». Так, например, в одном из дивизионных штабов Кавказской армии подпоручиком электротехнической роты членом партии эсером Александром Николаевичем Худадовым и его единомышленниками издавался нелегальный орган «Военный листок», предназначавшийся для чтения нижними чинами и пользовавшийся большим успехом. Разработку Худадова Пьер вел еще с 1914 г.[1120]

17 мая 1916 г. Климович ознакомился с докладом Пьера, оставив на полях критическую пометку. Однако дальнейшее расследование не дало ожидавшихся результатов. 1 сентября он был уволен из числа секретных сотрудников Петроградского охранного отделения, а накануне революции, 11 января 1917 г., активно обсуждался вопрос возвращения его к работе на Заграничную агентуру[1121].

Однако мог ли политический сыск, ослабленный кадровыми потерями, реально противостоять приближавшейся революции, мог ли полноценно функционировать? В тот же день 17 мая, когда Климович читал доклад Пьера, на основе сообщений от территориальных органов сыска в недрах департамента полиции был составлен интересный документ – сводная таблица о числе филёров в розыскных жандармских учреждениях и охранных отделениях. Филёры, они же агенты наружного наблюдения, являлись одним из основных орудий политического сыска. Именно они сообщали о передвижениях, встречах, поездках и иных публичных действиях находившихся под их наблюдением подозреваемых. Были представлены сведения по 68 жандармским управлениям, 6 розыскным отделениям и 4 охранным отделениям, а также знаменитому «летучему» Центральному отряду филёров. Общий некомплект агентов наружного наблюдения по империи составлял более 19 % от положенного по штату состава: из 1075 вакансий 208 оказались пустующими; 108 сотрудников было командировано в войска. Наиболее острое, почти катастрофическое, положение сложилось в Прибалтике и Литве. Некомплект составлял 61 %, из 90 положенных по штату, на деле в распоряжении руководителей ГЖУ было лишь 35 сотрудников. Чуть лучше, но тоже плачевно обстояли дела в губерниях и областях Сибири и Дальнего Востока, где из 115 положенных по штату сотрудников имелось лишь 64, то есть нехватка составляла 49 %. В Гроденской, Ковенской и Тобольской губерниях не было ни одного филёра.

В Петрограде было лишь 85 филёров (некомплект 15 %), в Москве 51 филёр (некомплект 21,5 %), а от знаменитого Центрального отряда осталось всего 49 человек (некомплект 35,5 %, то есть почти в два раза больше, чем в среднем по империи)[1122]. Цифры говорят сами за себя. Учитывая, что для наблюдения за одним подозреваемым лицом требовалось от 2 до 4 филёров, их общая численность не позволяла политическому сыску вести несколько крупных расследований одновременно. Аналогичная ситуация складывалась и в сфере перлюстрации корреспонденции. Европейские спецслужбы еще в начале войны быстро перестроились под новые условия, связанные со значительным расширением сферы деятельности. Лидером по увеличению штатов сотрудников полиции была Британия. К примеру, число цензоров, отвечавших за перлюстрацию корреспонденции в стране, за годы войны выросло более чем в 32 раза – со 170 в 1914 г. до 4861 в 1917 г.[1123] В России число перлюстраторов было практически неизменным и равнялось 49. Таким образом, Фонтанке, 16 приходилось довольствоваться отрывочными, часто случайными данными.

Летом в недрах департамента полиции была составлена «Записка об общем положении к июлю 1916 г.», из которой следовал главный вывод о том, что революционного взрыва после войны «едва ли удастся избежать»[1124]. Основными факторами эскалации политического неудовольствия, по мнению чинов ДП МВД, были антиправительственная агитация в армии, грядущее по окончании войны возвращение из германского и австрийского плена распропагандированных там русских солдат, несколько сотен тысяч дезертиров, как революционная армия. Анализируя имевшиеся силы полиции и жандармерии, авторы записки констатируют: «Сопоставляя размеры революционного движения текущего момента с наличием имеющихся в распоряжении департамента полиции сил для борьбы с ним, приходится констатировать, что силы эти и качественно и количественно не соответствуют выполнению упавших на них задач», а личный состав корпуса жандармов «не подготовлен к розыску в тех размерах, в которых его приходится вести сейчас и придется вести в будущем»[1125].

В бытность московским градоначальником уже после известного немецкого погрома Климович являлся последовательным сторонником взаимодействия войск и полиции в деле подавления беспорядков[1126]; 59 раз он направлял воинские отряды ополченского корпуса в помощь гражданским властям[1127]. Однако его принципиальная позиция заключалась в том, что вся власть в городе, несмотря ни на какие беспорядки, должна, безусловно, находиться руках гражданских, а не военных властей: «Полиция сама должна прекратить беспорядки, а войскам передавать власть спорадически в том лишь случае, если она не может известный эпизод ликвидировать собственными силами немедленно, вслед же затем опять устранять войско, после ликвидирования эпизода, и опять распоряжаться этим делом полиции»[1128]. 6 января 1916 г. он издал секретный приказ по градоначальству, согласованный с руководством штаба Московского военного округа, с приложением инструкции о подавлении волнений[1129]. В своих показаниях ЧСК ВП Климович так передает суть плана: «Полиция, в случае беспорядков, сводилась в команды полицейских чинов… Сводились городовые в команды. А затем… приглашались войска и каждой воинской части придавался отряд полиции. Город был распределен на районы, и в каждом районе полицейский чин ознакомлял военных чинов с расположением казначейств, банков и прочих учреждений, которые подлежали охране, особенно военных складов, а также тех, если можно выразиться, дефиле, занятие которых должно было бы препятствовать чрезмерному скоплению толпы в одном месте. Конечно, система сводилась к тому, чтобы по возможности, пользуясь реками, в Москве – Москвой и Яузой, разделить и избежать большого скопления толпы в данном месте»[1130].