— Ты великолепен, Алек, хотя мне и хочется огреть тебя чем-нибудь по голове.

— Знаю, — согласился Алек, целуя жену в щеку.

— И потом, за последние три месяца я заработала немало денег. Мои эскизы клипера превосходны, так что я вскоре совсем разбогатею.

Алек, улыбнувшись, прижался губами к ее виску.

— К чему ты вдруг об этом вспомнила?

— Только хотела намекнуть, как я великолепно умею вести дела. И кроме того, теперь я еще и мать. Знай же, перед тобой очень талантливая…

— Девица. Безудержная и самозабвенная… по крайней мере была раньше. Интересно, сможешь ты снова стать такой или все потеряно?

Джинни хотелось засмеяться, но усталость была слишком велика. Зато она чувствовала, как ей тепло и уютно, как греет сердце и душу ослепительное счастье. И как прекрасна жизнь.

— Возможно, — пробормотала она, уткнувшись в плечо мужа, — Очень вероятно.

— Я буду считать дни, — заверил Алек. — Но жаловаться не собираюсь. Стану заботиться о сыне и дочери, потороплю рабочих, чтобы поскорее закончили конюшню, и даже попробую стать приличным наездником, хотя, конечно, никогда не смогу сравниться с Найтом или Берком.

— Нет, Алек, давай лучше путешествовать. Дождемся, когда придет «Найт дансер», и уплывем далеко-далеко. Я хочу посмотреть обезьянок на Гибралтаре. И познакомиться с губернатором. Как его зовут?

И неожиданно Алек почувствовал, как от ее слов закипела кровь. Море. Да, он хотел вновь ощутить раскачивающуюся палубу под ногами. Конечно, можно вполне обойтись без проклятых мартышек, но раз Джинни хочет их увидеть, тогда…

Джинни заснула.

Алек поцеловал жену в висок и закрыл глаза, представив всех четверых, все семейство Карриков, на баркентине, идущей в Гибралтар. И он сможет показать Джинни и Северную Африку, и, наверное, им удастся добраться до Греции. Ах, Санторини летом… нет на земле места прекраснее…