Однако согрешить на Елисея Гордеев никак не мог. Его непроизвольный приятель был способен не только на многое, он был способен почти на все. Однако даже очень изощренная фантазия не смогла бы заплести бомжа-интеллектуала Елисея в эту интригу с Андреевым, Вялиным и всеми остальными…

Квартира Гордеева оказалась в сохранности. Лида сразу бросилась в ванную, а господин адвокат связался с Райским.

– Наконец-то, – с облегчением вздохнул Вадим. – Беглец-интриган! Впрочем, не ты первый! Володя тебя опередил.

– Иноземцев? – не сдержал своей радости Гордеев. – Прилетел?

– Да, еще вчера. Очень волновался, что девушку свою потерял… Только сегодня до этой вашей Баскаковой дозвонился и узнал, что она с тобой… – Вадим помедлил. – Послушай, Гордеев, надеюсь, помыслы твои были чисты? Вы когда ко мне?

– Погоди! Дела прежде всего. Клиент-то по-прежнему за решеткой. Сейчас я побреюсь, помоюсь… Давай в три в коллегии. Надо посоветоваться с нашими. Сам понимаешь, дело очень серьезное.

– Хорошо. Резников сегодня будет. До встречи.

Гордеев положил трубку и, слушая, как шумит вода в душе, опустился в кресло.

Все было бы прекрасно или почти прекрасно, если бы…

И они с Лидой, и Володя, если говорить честно, счастливо унесли из Булавинска ноги. Конечно, Андреев и Новицкий пока оставались в СИЗО, конечно, на Баскаковой и Пантелееве вялинцы еще вполне могли отыграться, но все же…

В руках у Гордеева теперь была кассета с предсмертными признаниями Ландышева, оставались надежды на то, что будет найдена и видеокассета… Это уже не говоря о таких «мелочах», как обнаруженный «ЗИГ-зауэр», конкурентная борьба за рынок авиационных услуг, исчезнувшие деньги КПРФ, предназначенные для выборов, и многочисленные нити, которые тянутся не только к таким экзотическим фигурам, как отец Эдуард или доктор энергоинформационных наук Вантеев…

Гордеев поднялся с кресла, достал записанную Володей кассету, вставил ее в свой «Панасоник» и начал копировать.

Да, Володя… Вот здесь-то и было Гордееву тяжелее всего. Сколько сделал для него этот парень, какие бы мотивы им ни двигали! А что взамен? Конечно, есть вечные отговорки, самая ходкая из которых: «Сердцу не прикажешь», но, собственно, что им с Лидой приказали сердца?

Шум воды тем временем стих, и через мгновение перед Юрием Петровичем Гордеевым, господином адвокатом, вратарем и плейбоем, явилась Лида во всей своей ослепительной двадцатилетней красе. А в двадцать лет прятаться за одежду не обязательно.

– Ну, Петрович! – улыбнулась она. – Готов ли ты…

И Гордеев забыл все.

Вплоть до минувшей субботы красавица Лида казалась Гордееву даже не просто сдержанной, а холодноватой. Несколько раз он замечал, сколь сильные чувства овладевают ею, но он думал, насколько, разумеется, позволяла круговерть событий, что Лида склонна к флегматике, отчасти даже к меланхолии.

В последние двое суток он уже начал догадываться, что причина здесь была не в меланхолии, а в том тяжелейшем душевном состоянии, в котором Лида оказалась после ареста отца. Но как только она почувствовала, что не одна, что у нее есть друзья, что все это время он, Гордеев, не за гонорар, не за страх, а попросту потому, что так сложилось, что оказался рядом, то есть, может быть, и за совесть, как только Лида почувствовала все это, она стала другой. Гордеев не знал, походил ли он характером на ее отца, но то, что он, адвокат, оказался для нее, дочери адвоката, надежной опорой, это точно… А если прибавить к тому, что Гордеев хотя и не был писаным красавцем (что, впрочем, в нынешние времена экспансии пресловутой гей-культуры для мужчины скорее недостаток, чем достоинство), но все же и не из последних…

Юрий Петрович не считал себя бабником, но ни одной юбки, особенно если она своими складками задевала его лицо, он пропустить не мог. А теперь на Лиде не то что юбки, ни одной нитки не было…

Когда Гордеев очнулся, он понял, что ни за что не определит, сколько же времени прошло с того мгновения, когда он подошел к Лиде, сдирая с себя одежду. Открылось, что за спокойной внешностью юной печальницы скрывался вулкан.

В страсти Лида оказалась совершенно ему под стать: здесь она была спортсменкой, она не ждала, она состязалась, добиваясь только одного – чтобы Гордеев запросил пощады. Этого она от него не добилась, но и не уступила… Поцеловав его еще раз долгим, протяжным поцелуем и вновь едва не доведя до умопомрачения, она вскочила и бросилась в ванную, а он – за ней…

Но все-таки надо было проявить здравый смысл. Шатаясь, выползли они наконец на кухню…

Юрий Петрович хотел что-то сказать, но Лида, усевшись ему на колени, коснулась губ пальцем и прошептала:

– Ничего не говори! Все испортишь… Пять минут на сборы.

Конечно, кассета, переписавшись, уже закончилась. Спрятав копию среди книг, Гордеев подхватил Лиду, и они отправились в президиум Московской городской коллегии адвокатов.

В конце концов ему стало невмоготу в лучах славы, направленные на него увеличительные стекла, казалось, жгли его.

Мор Йокаи. Венгерский набоб, IX

Вадим Райский подготовил коллег к встрече с Гордеевым. Кроме него, раскуривающего свою неизменную трубку, в кабинете председателя президиума Юлия Резникова сидели все знакомые адвокатские лица – и среди них непосредственный начальник Гордеева, завконсультацией номер десять Генрих Афанасьевич.

Поздоровались, а с Вадиком они даже обнялись.

Быстро посмотрев на Лиду, Вадим блеснул очками – да, Гордеев, ты и в переделках себе не изменяешь! Вновь с вывеской – и какой!

– Вот как раз Вадик и приютил вашего Володю, – как-то по-своему оценил эти переглядывания Резников. Понятно было, Райский в ожидании Гордеева уже успел кое-что рассказать здесь.

На лицо Лиды в этот момент Гордеев постарался не смотреть.

– Полагаю, что вы, господа, собрались здесь не попусту. – Гордеев переложил тему разговора на другое направление: Лидой его коллеги могут полюбоваться и потом. – Очевидно, предвидите, что ваша адвокатская помощь может понадобиться многим руководителям города Булавинска.

– И это, и это, Юрий Петрович, – проговорил Райский, перейдя на «вы». – Однако пока следует, наконец, собрать воедино все, чем вы располагаете. Вопрос уже не может быть сведен к тщательному расследованию ситуации с Андреевым и Новицким, к изменению им меры пресечения…

Генрих Афанасьевич хмыкнул. «Таганский гном» был среди присутствующих не только меньше всех ростом, но и всех старше.

– Как всегда, у вас «особое мнение»? – без иронии, но весело спросил Резников, для которого Генрих Афанасьевич тоже некогда, в начале адвокатского поприща, был наставником.

– А почему нет? – «Таганский гном» налил себе минеральной воды. – Вам не кажется странным, господа, что сейчас вопрос о возбуждении уголовного дела, ну, хорошо, пусть уголовно-политического, что, кстати, только усугубляет проблему, собрались обсуждать кто? Люди, которые обычно добиваются смягчения приговоров, прекращения дел, – адвокаты! Собрались обсудить довольно специфические пути решения вполне понятных с правовой точки зрения ситуаций…