Гости пошли – и каждый ужавшийся цилиндр менял форму, приспосабливаясь к движениям рук и ног, причем так стремительно, что Белла не могла коснуться стенки. Тэйл вывел Беллу из купола на покатый спиральный пандус, поднимающийся к верхней части посольства. Очевидно, атмосфера снаружи менялась на плотный ядовитый коктейль газов и химикатов, необходимый для жизни «фонтаноголовых». Гравитация тоже возрастала, но ни давление, ни тяжесть не ощущались внутри защитной стеклянной оболочки-скафандра. Спиральный подъем вывел гостей к помещению, которое Белла всегда считала посольской гостиной: обширной, занимавшей, наверное, треть внутреннего пространства ядра. Так выглядел бы изнутри лишенный этажных перекрытий небоскреб. Излучающие мягкий пастельный свет стены казались Белле огромными витражами с причудливым абстрактным рисунком. С потолка свисали колючие остроугольные сталактиты, пронизанные неяркими светящимися нитями. Спокойно, умиротворяюще. Но лучше не думать о том, какая вокруг гравитация. «Фонтаноголовые» еще не явились, но, как Белла и предполагала, встречать гостей вышел Джим.

Он еще выглядел человеком, хотя, возможно, сходство было лишь поверхностным. Ему не требовалось никакой визуально заметной защиты в присутствии «фонтаноголовых». В Крэбтри он наведывался все реже. Однажды во время такого визита Эксфорд сумел убедить его пройти тестирование. Доктор не обнаружил аномалий, не открыл ничего, указывающего на негуманоидную природу, вплоть до клеточного уровня, а инструменты и приборы Эксфорда стали куда совершеннее прежних, с «Хохлатого пингвина». Но ведь проверялся Джим, явившийся в Крэбтри, а не Джим из посольства. И один не обязательно равнялся другому.

Он улыбнулся, разведя гостеприимно руками, приглашая пройти дальше в гостиную.

– Белла, я очень рад, что мы смогли наконец убедить тебя, – проговорил он нормальным четким голосом, будто его от гостьи отделял лишь кофейный столик, а не метры плотной токсичной атмосферы.

– Ты всегда умел убеждать, – ответила Белла.

– Бояться нечего. Абсолютно. Со времен моего воскрешения они стали намного искуснее в обращении с нами. Представляешь, тогда им потребовалось целых три дня!

– Большая практика помогает стать искуснее.

– Надо думать.

Его одежды, свободные, развевающиеся, бежево-кофейные, напоминали Белле облачения младшего служки какого-нибудь религиозного ордена. Джим теперь носил волосы длиннее, чем на «Хохлатом пингвине», зачесанные назад, пышные. За двадцать лет он практически не постарел. Добавилась складка-другая у рта, пара морщин на лбу – и все. Все омоложенные и воскрешенные старели гораздо медленней обычного, по крайней мере внешне. Очки с линзами-полумесяцами Джим носил лишь по старой привычке.

– Белла, когда все закончится… когда они омолодят тебя…

Она по тону определила, к чему он клонит.

– Джим…

– Знаешь, никто и ничто не запрещает тебе жить дальше…

– Я понимаю: ты желаешь для меня только хорошего.

Он говорил так, будто остался наедине с нею.

– Конечно, никто и не ожидал, что ты начнешь новую жизнь спустя пару дней после возвращения из ссылки, но сколько уже прошло лет? – Он развел руками. – Извини, риторический вопрос.

– Да, риторический.

– Разве есть закон, обязывающий тебя провести остаток жизни в одиночестве?

– Никто и никогда не говорил, что он есть.

– Но ты иногда ведешь себя так, будто он существует.

Джим не впервые заводил такой разговор, и Белла знала: он говорит не об их возможных отношениях. Он имел в виду то, что ей следует выбрать спутника среди доступных мужчин. Как будто так легко создать семью и вытащить давнюю боль, засевшую внутри, так глубоко, что она почти уже сделалась своей, родной, временами даже утешающей и успокаивающей.

Чисхолм вернулся от чужаков одаренный странной мудростью, знанием, о каком не осмеливался говорить. Но иногда казалось, что о людях он теперь знает меньше, чем в прошлой жизни.

Наверное, он заметил что-то в ее лице.

– Я не хотел навязывать тебе свою волю. Просто напомнил.

– Джим, я – это я. Я была такой до того, как попала на Янус. С тех пор не случилось ничего, что заставило бы меня изменить себе.

– Прости.

– Да не за что. Может, как-нибудь со временем.

– Никто не знает, сколько нам дано времени. Меняется все. То, что мы представляли вечным и постоянным, оказывается жертвой времени. Но иногда, а в особенности сейчас, нам всем стоит ловить момент. Белла, конечно, непростительно с моей стороны лезть в твою личную жизнь и читать лекции, но, надеюсь, ты понимаешь мою озабоченность.

– Значит, что-то случилось? И это заставило тебя посоветовать мне брать от жизни все в самое ближайшее время?

– Кое-что появилось на горизонте.

– Плохое или хорошее? – спросил Ник Тэйл.

– Точно не хорошее, – ответил Джим, глянув косо на Тэйла. – Но пока по его поводу тревожиться не стоит.

Разумеется, Белла предпочла бы приятные новости, но обрадовалась возможности поговорить не о своей скудной личной жизни. Что угодно лучше, чем это.

– Твои попытки успокоить нас производят в точности противоположный эффект, – заметила она.

– А в чем дело? – спросил Ник.

– Они взбудоражились. Не знаю, отчего именно. До сих пор мне удалось вызнать лишь то, что их встревожила находка в глубине трубы. «Фонтаноголовые» нашли объект, какого не видели раньше при обследовании ближайшего пространства.

– И что за объект? – не отставал Ник.

– Пусть лучше сами расскажут. Они уже направляются сюда.

Сталактит опустился на пол, из отверстия луковичной формы на конце вышли трое «фонтаноголовых» и двинулись через зал. Они приблизились, скользя, будто призраки, издавая множеством нитей-щупалец шелестящий шепот.

Трехметровой высоты, более широкие у основания. В нормальном их состоянии снаружи виднелись только движущие щупальца. Эти конечности выходили из центрального ядра и затем изгибались, чтобы соприкоснуться с полом. Щупальца относительно толстые, способные цеплять и хватать, поддерживали большую часть веса «фонтаноголовых» и позволяли перемещаться и манипулировать предметами. Внешние волокна постоянно и волнообразно колебались, даже когда их хозяин оставался на месте. Поселенцы полагали, что подобное движение связано с терморегуляций, дыханием и переносом крошечных частичек мусора от ядра наружу.

Следующий слой состоял из бахромы потоньше, всего в миллиметр диаметром, казавшейся полупрозрачной, как оптические волокна. Этот слой видели лишь мельком. Проблески зеленого и красного в нем, наверное, соответствовали эмоциональным состояниям. Тонкие щупальца служили также в качестве более деликатных манипуляторов для работы, с какой не могли справиться грубые наружные. Эти щупальца выказывали высокую степень функциональности. Некоторые оканчивались ресничками разной длины, по-видимому позволявшими «фонтаноголовым» воспринимать звуки и различать их по частоте. Другие щупальца имели тактильные подушечки, должно быть приспособленные определять разные химические соединения. На концах иных же виднелись темные продольные линии – функциональные эквиваленты глаз. Хотя одна линия давала лишь одномерный срез окружающего, постоянное перекрывающееся движение множества щупалец-глаз позволяло, предположительно, синтезировать многоцветную и детальную картину, подобно тому, как радар обращающегося по орбите спутника позволяет составить рельефную карту поверхности. «Фонтаноголовые» временами фокусировали внимание на чем-либо, и тогда несколько визуальных щупалец быстро переплетались, образуя нечто вроде сита сантиметров тридцати диаметром. Так они, наверное, переходили к «зрению высокого разрешения», как окрестили это явление исследователи, работавшие под началом Беллы. За занавесом сенсорных щупалец проглядывал второй слой движущихся конечностей. Возможно, они служили для обмена репродуктивным материалом. В центре существа находилась картофелеобразная сердцевина, откуда исходили все щупальца, поддерживая тело в пяти—десяти сантиметрах над полом. Как все думали, она содержала центральную нервную систему. Окаймленный бахромой «рот» у ее основания служил для прикрепления существа к пьедесталообразным возвышениям – что-то вроде стульев у «фонтаноголовых». На них они могли дать отдых двигательным щупальцам. Также исследователи думали, что через этот «рот» принимается пища. Конечно, если она не поглощается специализированными щупальцами. А еще выделяются отходы и, возможно, рождаются детеныши либо откладываются яйца.