– Пока не пришли другие, – повторила Светлана с ноткой тревоги в голосе. – Там они не одни?

– Уж поверьте, Вселенная очень велика, и не все в ней так дружелюбны, как наши гости. – Чисхолм подался вперед. – Потому нам стоит внимательно прислушаться к ним. Они оживили меня. Мы уже кое-чем обязаны им.

* * *

Чисхолм все еще оставался пациентом Эксфорда, и доктор не позволял утомлять его долгими расспросами. Светлана не стала спорить, но постаралась организовать свой рабочий день так, чтобы почаще попадать к Чисхолму в часы, разрешенные для визитов. И всякий раз, когда Света входила в комнату Джима, тот выглядел чуть здоровее, меньше походил на призрака. Узнавая ее, непременно ободряюще улыбался, всегда старался, чтобы она не ощущала неловкости. Он говорил о всяких мелочах, рассыпал шутки, хлопал себя по лбу. Но время от времени в его словах и жестах проскальзывало нечто такое, отчего в комнате повисал чужой ледяной холод.

Когда Света решила, что пришло время расспросить его хорошенько, то сказала:

– Скафандр, в котором ты вернулся, разговаривал на тайском языке и утверждал, что произведен на Тритоне в две тысячи сто тридцать четвертом году. Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Если скафандр сам сказал, что произведен на Тритоне, то я склонен верить ему.

– Джим, этот скафандр очень тревожит нас.

До того Джим делал пометки шариковой ручкой на листке выращенной в наноплавильне бумаги. Теперь же отложил бумагу.

– Не стоит беспокоиться. Это всего лишь скафандр. Он не причинит вреда.

– Не в этом дело. Нас беспокоит то, как он попал на Спику.

– Его нашли инопланетяне. Кстати, они не спикане. Но вы, должно быть, уже выяснили это сами.

Перри уже рассказал жене о подозрениях Беллы. Свете было до крайности неприятно хоть в чем-то соглашаться с Беллой, но пришлось признать: бывший капитан, похоже, верно определила ситуацию.

– Мы пока называем их «фонтаноголовые». Если окажется, что это все-таки спикане, то поменяем название.

– «Фонтаноголовые», – выговорил он задумчиво, затем кивнул. – Мне нравится. Думаю, им понравится тоже.

– Название фактически придумал Крэйг Шроуп. Он увидел их первым.

Джиму уже рассказали о том, что случилось со Шроупом. Чисхолм к известию отнесся с удивительным спокойствием, почти равнодушием.

– Молодец Крэйг.

– Нас тревожит то, каким образом инопланетяне вступили в контакт с людьми, сделавшими этот скафандр.

– «Фонтаноголовые» летают от звезды к звезде. Это их работа.

– И значит, где-то в полете они повстречали человеческий корабль, а на нем оказался скафандр, произведенный в две тысячи сто тридцать четвертом году?

– Вполне разумное предположение.

– Вот только с логикой оно не слишком вяжется. Мы покинули Солнечную систему в две тысячи пятьдесят седьмом году. Мы пролетели двести шестьдесят с лишним световых лет на скорости, лишь чуть меньшей скорости света. Сюда могли добраться сообщения, посланные через год, максимум через два года после нашего отлета. Даже если «фонтаноголовые» встретились с человечеством в две тысячи пятьдесят девятом году, у них в обрез хватило бы времени лишь на то, чтобы успеть сюда до нашего прибытия – конечно, предполагая, что они могут двигаться ближе к скорости света, чем мы. Но этот скафандр сделан через восемьдесят лет после нашего отбытия! Информация о две тысячи сто тридцать четвертом годе сейчас на пути к нам, но прибудет сюда не раньше нашего две тысячи сто тридцать четвертого года!

– Тем не менее скафандр существует.

– Джим, это же бессмысленно – конечно, если забыть о предельности скорости света. Готовы мы к такому? Даже Янус не летит быстрее света.

– Но именно «фонтаноголовые» дали вам скафандр. Технология его, очевидно, другого типа, чем используемая на Янусе. Возможно, они и в самом деле превзошли скорость света, чтобы попасть сюда вовремя.

– Джим, а что сказали пришельцы? Откуда они добыли этот скафандр?

– Нет, этого они не рассказали мне.

– А ты и не подумал спросить?

Впервые он показался уязвленным.

– Света, мне было не до скафандра. Они оживили меня, починили, позволили узнать их немного, завели меня и отправили к вам, будто игрушечного паяца с пружинкой внутри. Ты же видела, какой я был тогда. Думаешь, я обращал на скафандр хоть какое-то внимание?

– Джим, спокойней от твоих слов мне не стало.

– А зря. Как я уже говорил, инопланетяне – добрые. Они хотят того, что нам отдать ничего не стоит, а взамен готовы подарить целый мир.

– Инопланетные технологии?

Он презрительно усмехнулся:

– Нет. Но они могут нам дать кое-что вроде этого скафандра: данные и технологии из нашего собственного будущего. Света, задумайся: мы говорим не просто о единичном полезном устройстве, но о новой медицине, компьютерах, нанотехнологии, по сравнению с которой плавильня Вана – все равно что древний кузнечный горн. Ты неплохо управилась с жизнью колонии, люди выживают уже так много лет. Но я-то успел увидеть достаточно, чтобы понять, насколько вам было тяжело. Тринадцать комфортных лет не добавили бы столько морщин на лицо Эксфорда.

– Да, было нелегко, – согласилась она, пожимая плечами.

– Но теперь-то может быть лучше. Пусть «фонтаноголовые» отдадут нам наше. Торгуйся с ними. Отправь меня к ним послом. Они меня знают буквально как облупленного. Они доверяют мне.

– Я подумаю.

– Хорошо. Но не тяни долго.

– Не буду, – пообещала она, поднимаясь и собираясь уйти. – Я должна оставить тебя. Отдыхай. Может, тебе нужно что-нибудь, способное сделать твою жизнь здесь лучше?

Он потрогал ручкой губу:

– Нет. Эксфорд с командой и так холят меня.

– Если надо что-нибудь, просто скажи.

– Обязательно, – пообещал он.

Когда Света уже подошла к двери, Джим вдруг заговорил:

– Знаешь, есть кое-что, но мне неловко просить об этом.

– Джим, говори, – ответила она, возвращаясь к постели.

– С тех пор как я вернулся, люди очень добры ко мне. Я знаю, ты не хочешь огорчать меня, делаешь все, чтобы для меня переход к вашей нынешней жизни не оказался слишком сложным. Но, честное слово, меня уже можно огорчать. Я могу справиться с неприятными известиями.

– Это хорошо.

– То есть ты можешь рассказать мне.

– Что рассказать?

– Слушай, я знаю, все пытаются быть помягче со мной, но я могу справиться с неприятной правдой.

– Правдой?

– Белла ведь умерла? Потому никто не упоминает ее, все отводят взгляд, когда я называю ее имя. Вы боитесь за то, как я восприму известие о смерти. Ну так я и воспринимаю. И справляюсь. Час за часом и день за днем. Но я хочу знать: она пришла к вам с моим предсмертным желанием или вы сами расшифровали сообщение?